THAT was Tom's great secret--the scheme to return home with his brother pirates and attend their own funerals. They had paddled over to the Missouri shore on a log, at dusk on Saturday, landing five or six miles below the village; they had slept in the woods at the edge of the town till nearly daylight, and had then crept through back lanes and alleys and finished their sleep in the gallery of the church among a chaos of invalided benches.
В этом и заключалась великая тайна Тома: он задумал вернуться домой вместе со своими пиратами и присутствовать на собственных похоронах. В субботу вечером добрались они верхом на бревне до миссурийского берега, выбрались на сушу в пяти-шести милях ниже своего городка, переночевали в соседнем лесу, чуть свет пробрались задворками к церкви и окончательно выспались на церковных хорах, среди хаоса поломанных скамеек…
At breakfast, Monday morning, Aunt Polly and Mary were very loving to Tom, and very attentive to his wants. There was an unusual amount of talk. In the course of it Aunt Polly said:
В понедельник утром, за завтраком, и тетя Полли, и Мери были чрезвычайно добры к Тому и с любовью выполняли все его желания. Разговоров за столом было много — гораздо больше, чем всегда. И тетя Полли, между прочим, сказала:
"Well, I don't say it wasn't a fine joke, Tom, to keep everybody suffering 'most a week so you boys had a good time, but it is a pity you could be so hard-hearted as to let me suffer so. If you could come over on a log to go to your funeral, you could have come over and give me a hint some way that you warn't dead, but only run off."
— Видишь ли, Том, может быть, это я забавно — заставить всех мучиться чуть не целую неделю, лишь бы только вам, мальчишкам, было весело, но мне очень грустно, что у тебя такое недоброе сердце и что ты способен причинить мне такие страдания. Если ты мог переплыть реку на бревне, чтобы присутствовать на своих собственных похоронах, ты мог заглянуть и домой, чтобы подать мне какой-нибудь знак, что ты не умер, а просто сбежал.
"Yes, you could have done that, Tom," said Mary; "and I believe you would if you had thought of it."
— Да, это ты мог бы сделать, Том, — сказала Мери, — и, я уверена, ты так и поступил бы, если бы это пришло тебе в голову.
"Would you, Tom?" said Aunt Polly, her face lighting wistfully. "Say, now, would you, if you'd thought of it?"
— Правда, Том? — спросила тетя Полли, и по ее лицу было видно, что ей очень хотелось, чтобы это было именно так. — Ну скажи, прислал бы ты нам весточку, если бы это пришло тебе в голову?
"I--well, I don't know. 'Twould 'a' spoiled everything."
— Н… не знаю… Ведь это испортило бы всю нашу игру.
"Tom, I hoped you loved me that much," said Aunt Polly, with a grieved tone that discomforted the boy. "It would have been something if you'd cared enough to think of it, even if you didn't do it."
— Ах, Том, а я — то надеялась, что ты хоть настолько любишь меня! — сказала тетя Полли с таким огорчением, что Том поневоле смутился. — Мне бы дорого было, если бы ты хоть подумал об этом, не говорю уже — сделал…
"Now, auntie, that ain't any harm," pleaded Mary; "it's only Tom's giddy way--he is always in such a rush that he never thinks of anything."
— Ну, тетушка, это еще не беда, — вступилась Мери. — Том ведь такой сумасшедший; он всегда впопыхах, ему некогда думать.
"More's the pity. Sid would have thought. And Sid would have come and done it, too. Tom, you'll look back, some day, when it's too late, and wish you'd cared a little more for me when it would have cost you so little."
— Тем хуже! А вот Сид подумал бы. Сад пришел бы и сказал, что он жив. Ах, Том, когда-нибудь, оглянувшись назад, ты пожалеешь, что так мало думал обо мне, когда это ничего тебе не стоило… пожалеешь, но будет поздно.
"Now, auntie, you know I do care for you," said Tom.
— Ну, полно, тетя, ведь вы же знаете, что я вас люблю, — сказал Том.
"I'd know it better if you acted more like it."
— Пожалуй, знала бы, если бы твои слова подтверждались поступками.
"I wish now I'd thought," said Tom, with a repentant tone; "but I dreamt about you, anyway. That's something, ain't it?"
— Я, право, тетя, очень жалею, что не подумал об этом, — сказал Том, и в голосе его прозвучало раскаяние. — Зато я, по крайней мере, видел вас во сне, — это ведь тоже чего-нибудь стоит.
"It ain't much--a cat does that much--but it's better than nothing. What did you dream?"
— Положим, это не много, — ведь и кошка иногда видит сны, — но все-таки это лучше, чем ничего. Что же тебе снилось?
"Why, Wednesday night I dreamt that you was sitting over there by the bed, and Sid was sitting by the woodbox, and Mary next to him."
— А вот что. В среду вечером я видел во сне, будто вы сидите возле кровати… вон там, а Сид у ящика для дров, а рядом с ним будто бы Мери…
"Well, so we did. So we always do. I'm glad your dreams could take even that much trouble about us."
— Что же, мы так и сидели. Мы всегда так сидим. Я рада, что ты хоть чуточку, хоть во сне вспомнил о нас.
"And I dreamt that Joe Harper's mother was here."
— Потом мне снилось, что здесь была мама Джо Гарпера.
"Why, she was here! Did you dream any more?"
— А ведь она и вправду была! Что же тебе снилось еще?
"Oh, lots. But it's so dim, now."
— Много чего! Но теперь уже все перепуталось.
"Well, try to recollect--can't you?"
— Ну, попробуй вспомнить! Неужто не можешь?
"Somehow it seems to me that the wind--the wind blowed the--the--"
— Еще мне снилось, что будто бы ветер… да, ветер задул…
"Try harder, Tom! The wind did blow something. Come!"
— Припомни, Том! Ветер задул… что же он задул?
Tom pressed his fingers on his forehead an anxious minute, and then said:
Том крепко прижал пальцы ко лбу и после минуты тревожного ожидания воскликнул:
"I've got it now! I've got it now! It blowed the candle!"
— Вспомнил! Вспомнил! Ветер задул свечу.
"Mercy on us! Go on, Tom--go on!"
— Господи помилуй! Дальше, Том, дальше!
"And it seems to me that you said, 'Why, I believe that that door--'"
— Погодите, дайте припомнить… Ах, да! Вы вроде сказали, что вам кажется, будто эта дверь…
"Go on, Tom!"
— Дальше, Том!
"Just let me study a moment--just a moment. Oh, yes--you said you believed the door was open."
— Погодите, дайте мне подумать минутку, одну минутку! Да, вы сказали, что вам кажется, будто дверь приоткрылась…
"As I'm sitting here, I did! Didn't I, Mary! Go on!"
— Да ведь я именно так и сказала… Помнишь, Мери? Ну, что же дальше?
"And then--and then--well I won't be certain, but it seems like as if you made Sid go and--and--"
— Потом… потом… Ну, я не знаю, но мне кажется, будто вы послали Сида, чтобы он… чтобы он…
"Well? Well? What did I make him do, Tom? What did I make him do?"
— Ну? Ну? Куда я послала Сида? Куда? Куда?
"You made him--you--Oh, you made him shut it."
— Вы послали его, вы… да, вы послали его… закрыть дверь.
"Well, for the land's sake! I never heard the beat of that in all my days! Don't tell me there ain't anything in dreams, any more. Sereny Harper shall know of this before I'm an hour older. I'd like to see her get around this with her rubbage 'bout superstition. Go on, Tom!"
— Боже мой! Никогда не слыхала ничего подобного! Вот и не верь после этого снам! Сейчас же побегу рассказать обо всем Сирини Гарпер. Посмотрим, будет ли она после этого болтать всякий вздор о нелепости суеверий. Рассказывай же, Том, что было дальше!
"Oh, it's all getting just as bright as day, now. Next you said I warn't bad, only mischeevous and harum-scarum, and not any more responsible than--than--I think it was a colt, or something."
— Теперь, тетя, у меня все прояснилось! Потом вы сказали, что я не злой, а только… озорник и сорвиголова и что с меня взыскивать все равно, что… как это вы сказали? — с жеребенка, что ли…
"And so it was! Well, goodness gracious! Go on, Tom!"
— Да-да, я именно так и сказала! Ах ты господи! Ну, что же дальше, Том?
"And then you began to cry."
— Потом вы заплакали.
"So I did. So I did. Not the first time, neither. And then--"
— Верно, верно, заплакала! И не в первый раз. А потом?
"Then Mrs. Harper she began to cry, and said Joe was just the same, and she wished she hadn't whipped him for taking cream when she'd throwed it out her own self--"
— Потом и миссис Гарпер заплакала и стала говорить, что Джо тоже хороший… и как ей жалко, что она отхлестала его за сливки, которые сама же и выплеснула…
"Tom! The sperrit was upon you! You was a prophesying--that's what you was doing! Land alive, go on, Tom!"
— Том, дух божий снизошел на тебя! Это был вещий, пророческий сон! Господи боже мой! Рассказывай дальше!
"Then Sid he said--he said--"
— Потом Сид сказал… он сказал…
"I don't think I said anything," said Sid.
— Я, кажется, ничего не говорил, — сказал Сид.
"Yes you did, Sid," said Mary.
— Нет, Сид, ты говорил, — сказала Мери.
"Shut your heads and let Tom go on! What did he say, Tom?"
— Замолчите, не мешайте Тому! Ну, Том, что же он сказал?
"He said--I think he said he hoped I was better off where I was gone to, but if I'd been better sometimes--"
— Он сказал, что надеется, что та небе мне будет лучше, чем тут, на земле. Но если бы я сам был получше…
"There, d'you hear that! It was his very words!"
— Вы слышите? Это его подлинные слова.
"And you shut him up sharp."
— И вы велели ему замолчать.
"I lay I did! There must 'a' been an angel there. There was an angel there, somewheres!"
— Еще бы! Конечно, велела. Нет, здесь, несомненно, был ангел. Где-нибудь здесь был ангел!
"And Mrs. Harper told about Joe scaring her with a firecracker, and you told about Peter and the Pain-killer--"
— Потом миссис Гарпер стала говорить про Джо, как он хлопнул пистоном под самым ее носом, а вы ей рассказали про Питера и про “болеутолитель”.
"Just as true as I live!"
— Верно! Верно!
"And then there was a whole lot of talk 'bout dragging the river for us, and 'bout having the funeral Sunday, and then you and old Miss Harper hugged and cried, and she went."
— Потом вы долго рассказывали, что из-за нас обыскали всю реку и что отпевать нас будут в воскресенье, а потом вы с миссис Гарпер стали обниматься и плакать, а потом она ушла…
"It happened just so! It happened just so, as sure as I'm a-sitting in these very tracks. Tom, you couldn't told it more like if you'd 'a' seen it! And then what? Go on, Tom!"
— Именно, именно так! Это так же верно, как и то, что я сижу сейчас — на этом месте! Если бы ты сам все видел своими глазами, ты не мог бы рассказать вернее. А потом что было? Ну, Том!
"Then I thought you prayed for me--and I could see you and hear every word you said. And you went to bed, and I was so sorry that I took and wrote on a piece of sycamore bark, 'We ain't dead--we are only off being pirates,' and put it on the table by the candle; and then you looked so good, laying there asleep, that I thought I went and leaned over and kissed you on the lips."
— Потом вы, кажется, молились за меня, и я видел вас и слышал каждое ваше слово. А потом вы легли спать, и мне стало вас так жалко, что я взял и написал на куске коры: “Мы не умерли, мы только убежали и стали пиратами”, и положил кору возле свечки, а вы в это время спали, и лицо у вас во сне было такое доброе-доброе, что я подошел, нагнулся и поцеловал вас прямо в губы.
"Did you, Tom, did you! I just forgive you everything for that!" And she seized the boy in a crushing embrace that made him feel like the guiltiest of villains.
— Правда, Том, правда? Ну, за это я тебе все прощаю!
И она так сильно сжала мальчика в объятиях, что он почувствовал себя последним негодяем.
"It was very kind, even though it was only a--dream," Sid soliloquized just audibly.
— Все это, конечно, прекрасно… хотя это был всего-навсего сон, — заметил Сид про себя, но достаточно громко.
"Shut up, Sid! A body does just the same in a dream as he'd do if he was awake. Here's a big Milum apple I've been saving for you, Tom, if you was ever found again--now go 'long to school. I'm thankful to the good God and Father of us all I've got you back, that's long-suffering and merciful to them that believe on Him and keep His word, though goodness knows I'm unworthy of it, but if only the worthy ones got His blessings and had His hand to help them over the rough places, there's few enough would smile here or ever enter into His rest when the long night comes. Go 'long Sid, Mary, Tom--take yourselves off--you've hendered me long enough."
— Молчи, Сид! Человек делает во сне то же самое, что он сделал бы наяву… Вот тебе самое большое яблоко, Том! Я берегла его на тот случай, если ты когда-нибудь вернешься домой. И ступай поскорее в школу… Благодарение господу богу, что он сжалился надо мною и возвратил мне тебя, ибо он милосерден и долготерпелив к тем, кто верует в него и блюдет его заповеди, хотя я и недостойна его благодати… Впрочем, — если бы одним лишь достойным он даровал свои милости, мало нашлось бы людей, которые сейчас улыбались бы тут, на земле, и после кончины имели бы право на вечное успокоение в раю. Ну, ступайте же, Сид, Мери, Том, уходите скорее — некогда мне растабарывать с вами!
The children left for school, and the old lady to call on Mrs. Harper and vanquish her realism with Tom's marvellous dream. Sid had better judgment than to utter the thought that was in his mind as he left the house. It was this: "Pretty thin--as long a dream as that, without any mistakes in it!"
Дети отправились в школу, а старушка поспешила к миссис Гарпер рассказать ей про вещий сон Тома и сокрушить таким образом ее неверие в чудеса. Сид не счел нужным высказывать то, что он думал, когда уходил из дому. А думал он вот что:
“Тут что-то не так. Разве можно видеть такой длинный и складный сон — без единой ошибки?”
What a hero Tom was become, now! He did not go skipping and prancing, but moved with a dignified swagger as became a pirate who felt that the public eye was on him. And indeed it was; he tried not to seem to see the looks or hear the remarks as he passed along, but they were food and drink to him. Smaller boys than himself flocked at his heels, as proud to be seen with him, and tolerated by him, as if he had been the drummer at the head of a procession or the elephant leading a menagerie into town. Boys of his own size pretended not to know he had been away at all; but they were consuming with envy, nevertheless. They would have given anything to have that swarthy sun-tanned skin of his, and his glittering notoriety; and Tom would not have parted with either for a circus.
Каким героем теперь сделался Том! Он не шалил и не прыгал, но шествовал важно, с достоинством, как подобает пирату, сознающему, что на него устремлены все взгляды. И действительно, это было так: он старался делать вид, что не замечает ли взглядов толпы, ни ее перешептываний, но и то и другое доставляло ему величайшее наслаждение. Малыши бегали за ним по пятам, гордясь тем, что их видят в одной компании с ним, и что он терпит их возле себя, — словно он барабанщик во главе процессии или слон во главе зверинца, входящего в город. Его сверстники делали вид, будто они и не знают, что он убегал из дому, но в глубине души их терзала зависть. Они отдали бы все на свете за его темный загар и за его блестящую известность. Но Том не расстался бы ни с тем, ни с другим даже в том случае, если бы ему предложили взамен целый цирк.
At school the children made so much of him and of Joe, and delivered such eloquent admiration from their eyes, that the two heroes were not long in becoming insufferably "stuck-up." They began to tell their adventures to hungry listeners--but they only began; it was not a thing likely to have an end, with imaginations like theirs to furnish material. And finally, when they got out their pipes and went serenely puffing around, the very summit of glory was reached.
В школе ученики так носились с ним и с Джо Гарпером и в их взглядах выражалось такое красноречивое восхищение героями, что те невыносимо заважничали. Они начали рассказывать свои похождения жадно внимавшим слушателям, но именно только начали: с такой богатой фантазией, какой обладали они, можно было изобретать без конца все новые и новые подвиги! Когда же они извлекли свои трубки и принялись с самым невозмутимым видом попыхивать ими, они достигли вершины почета.
Tom decided that he could be independent of Becky Thatcher now. Glory was sufficient. He would live for glory. Now that he was distinguished, maybe she would be wanting to "make up." Well, let her--she should see that he could be as indifferent as some other people. Presently she arrived. Tom pretended not to see her. He moved away and joined a group of boys and girls and began to talk. Soon he observed that she was tripping gayly back and forth with flushed face and dancing eyes, pretending to be busy chasing schoolmates, and screaming with laughter when she made a capture; but he noticed that she always made her captures in his vicinity, and that she seemed to cast a conscious eye in his direction at such times, too. It gratified all the vicious vanity that was in him; and so, instead of winning him, it only "set him up" the more and made him the more diligent to avoid betraying that he knew she was about. Presently she gave over skylarking, and moved irresolutely about, sighing once or twice and glancing furtively and wistfully toward Tom. Then she observed that now Tom was talking more particularly to Amy Lawrence than to any one else. She felt a sharp pang and grew disturbed and uneasy at once. She tried to go away, but her feet were treacherous, and carried her to the group instead. She said to a girl almost at Tom's elbow--with sham vivacity:
Том решил, что теперь он может обойтись без Бекки Тэчер. С него довольно славы. Он будет жить ради славы. Теперь, когда он так знаменит, Бекки, пожалуй, и пожелает мириться. Ну и пусть! Она увидит, что он может быть так же холоден и равнодушен, как иные… Но вот и она. Том сделал вид, что не замечает ее. Он отошел в сторону, присоединился к кучке мальчиков и девочек и начал разговаривать с ними. Скоро Том увидел, что Бекки весело бегает взад и вперед с пылающим лицом и прыгающими глазами, притворяясь, будто совершенно поглощена погоней за подругами, и взвизгивая от радости каждый раз, как ей удается поймать одну из них. Но в то же время он заметил, что она норовит поймать тех, кто поближе к нему, а чуть поймает, исподтишка поглядит на него. Это льстило его злобному тщеславию и, вместо того чтобы смягчить его сердце, придавало ему еще больше самодовольства и спеси и заставляло еще сильнее скрывать, что он видит ее. Тогда она перестала гоняться за девочками и начала нерешительно расхаживать неподалеку, время от времени вздыхая и украдкой бросая на Тома печальные взгляды. Вдруг она заметила, что Том чаще всех обращается к Эмми Лоренс. Мучительная тоска охватила ее. Она взволновалась, встревожилась и сделала попытку уйти. Но вместо этого ее непослушные ноги подвели ее вплотную к той группе, где стояли Эмми и Том. Она остановилась совсем близко и с притворной веселостью обратилась к одной из подруг:
"Why, Mary Austin! you bad girl, why didn't you come to Sunday-school?"
— Какая ты гадкая, Мери Остин! Почему ты не была в воскресной школе?
"I did come--didn't you see me?"
— Я была. Разве ты не видела?
"Why, no! Did you? Where did you sit?"
— Нет, вот странно… Где же ты сидела?
"I was in Miss Peters' class, where I always go. I saw you."
— Как всегда, в классе мисс Питерс. А я тебя видела.
"Did you? Why, it's funny I didn't see you. I wanted to tell you about the picnic."
— В самом деле? Забавно, что я тебя не заметила. Я хотела сказать тебе о пикнике.
"Oh, that's jolly. Who's going to give it?"
— Вот интересно! Кто устраивает?
"My ma's going to let me have one."
— Моя мама… для меня.
"Oh, goody; I hope she'll let me come."
— Ах, как хорошо! А мне она позволит прийти?
"Well, she will. The picnic's for me. She'll let anybody come that I want, and I want you."
— Ну конечно. Пикник — мой. Кого хочу, того и приглашаю. И тебя приглашу непременно, еще бы!
"That's ever so nice. When is it going to be?"
— Ах, какая ты милая! Когда же это будет?
"By and by. Maybe about vacation."
— Скоро. Может быть, на каникулах.
"Oh, won't it be fun! You going to have all the girls and boys?"
— Вот весело будет! Ты позовешь всех девочек и мальчиков?
"Yes, every one that's friends to me--or wants to be"; and she glanced ever so furtively at Tom, but he talked right along to Amy Lawrence about the terrible storm on the island, and how the lightning tore the great sycamore tree "all to flinders" while he was "standing within three feet of it."
— Да, всех моих друзей… и тех, кто хотел бы со мною дружить.
Она украдкой посмотрела на Тома, но Том в это время рассказывал Эмми Лоренс про страшную бурю на острове и про то, как молния “разбила большущий платан “в мелкие щепки” как раз в ту минуту, когда он стоял “в трех шагах””.
"Oh, may I come?" said Grace Miller.
— А мне можно прийти на пикник? — спросила Греси Миллер.
"Yes."
— Да.
"And me?" said Sally Rogers.
— А мне? — спросила Салли Роджерс.
"Yes."
— Да.
"And me, too?" said Susy Harper. "And Joe?"
— И мне тоже? — спросила Сюзи Гарпер. — И Джо можно?
"Yes."
— Да.
And so on, with clapping of joyful hands till all the group had begged for invitations but Tom and Amy. Then Tom turned coolly away, still talking, and took Amy with him. Becky's lips trembled and the tears came to her eyes; she hid these signs with a forced gayety and went on chattering, but the life had gone out of the picnic, now, and out of everything else; she got away as soon as she could and hid herself and had what her sex call "a good cry." Then she sat moody, with wounded pride, till the bell rang. She roused up, now, with a vindictive cast in her eye, and gave her plaited tails a shake and said she knew what she'd do.
Все задавали один и тот же вопрос и, получив утвердительный ответ, радостно хлопали в ладоши, так что в конце концов напросились на приглашение все, кроме Тома и Эмми. Но тут Том равнодушно отошел прочь, не прерывая разговора, и увел с собой Эмми. У Бекки дрожали губы, слезы выступили у нее на глазах, но она скрыла огорчение под напускной веселостью и продолжала болтать. Однако у нее пропал всякий интерес к пикнику да, и ко всему остальному. Она поспешила отделаться от окружавших ее подруг, ушла в укромное местечко и “выплакалась всласть”, как выражаются женщины, а потом сидела там, оскорбленная, мрачная, пока не раздался звонок. Тогда она встала, взор ее засверкал местью, — она тряхнула косичками и сказала, что теперь она знает, что делать.
At recess Tom continued his flirtation with Amy with jubilant self-satisfaction. And he kept drifting about to find Becky and lacerate her with the performance. At last he spied her, but there was a sudden falling of his mercury. She was sitting cosily on a little bench behind the schoolhouse looking at a picture-book with Alfred Temple--and so absorbed were they, and their heads so close together over the book, that they did not seem to be conscious of anything in the world besides. Jealousy ran red-hot through Tom's veins. He began to hate himself for throwing away the chance Becky had offered for a reconciliation. He called himself a fool, and all the hard names he could think of. He wanted to cry with vexation. Amy chatted happily along, as they walked, for her heart was singing, but Tom's tongue had lost its function. He did not hear what Amy was saying, and whenever she paused expectantly he could only stammer an awkward assent, which was as often misplaced as otherwise. He kept drifting to the rear of the schoolhouse, again and again, to sear his eyeballs with the hateful spectacle there. He could not help it. And it maddened him to see, as he thought he saw, that Becky Thatcher never once suspected that he was even in the land of the living. But she did see, nevertheless; and she knew she was winning her fight, too, and was glad to see him suffer as she had suffered.
На перемене Том продолжал ухаживать за Эмми Лоренс, упиваясь своим торжеством. Гуляя с нею, он все время старался найти Бекки, чтобы и дальше терзать ее сердце. Наконец он отыскал ее — и все его счастье мгновенно потухло: она сидела на скамейке за школьным домом у задней стены вместе с Альфредом Темплем; оба рассматривали книгу с картинками и были так поглощены этим занятием, что, казалось, не замечали ничего остального. Головами они касались друг друга. В жилах Тома заклокотала жгучая ревность. Он буквально возненавидел себя: как он мог отвергнуть тот путь примирения, который сама Бекки предложила ему! Он называл себя дураком и другими нелестными прозвищами, какие только мог придумать в тот миг. Ему хотелось плакать от злости. Они прошли дальше. Эмми продолжала весело болтать, потому что сердце ее радостно пело, но у Тома словно отнялся язык. Он не слушал ее и, когда она останавливалась в ожидании ответа, бормотал бессвязно “да-да”, порой совсем невпопад. При этом он все время лавировал так, чтобы снова и снова проходить мимо задней стены и омрачать свои взоры этим возмутительным зрелищем. Его тянуло туда против воли. И какую ярость вызывало в нем то, что Бекки (так казалось ему) не обращала на него никакого внимания! Но она видела его и чувствовала, что выигрывает сражение, и была рада, что он испытывает те же муки, какие только что испытала она.
Amy's happy prattle became intolerable. Tom hinted at things he had to attend to; things that must be done; and time was fleeting. But in vain--the girl chirped on. Tom thought, "Oh, hang her, ain't I ever going to get rid of her?" At last he must be attending to those things--and she said artlessly that she would be "around" when school let out. And he hastened away, hating her for it.
Веселая болтовня Эмм, и стала для него невыносимой. Том намекал ей, что у него есть дела, что ему нужно кое-где побывать, что он и без того опоздал, но напрасно — девочка щебетала, как птица. “Ах, — думал Том, — провались ты сквозь землю! Неужто я никогда от тебя не избавлюсь?” Наконец он объявил, что ему необходимо уйти — и возможно скорее. Эмми простодушно сказала, что после уроков будет ждать его тут же, поблизости, и за это он возненавидел ее.
"Any other boy!" Tom thought, grating his teeth. "Any boy in the whole town but that Saint Louis smarty that thinks he dresses so fine and is aristocracy! Oh, all right, I licked you the first day you ever saw this town, mister, and I'll lick you again! You just wait till I catch you out! I'll just take and--"
“И хоть бы кто другой, — говорил он себе, скрежеща зубами, — только бы не этот франтик из Сен-Луи, воображающий, что он так шикарно одет и что у него такой аристократический вид! Ну, погоди! Я вздул тебя в первый же день, чуть ты приехал в наш город, и вздую тебя опять. Погоди, мистер, уже я доберусь до тебя! Я хвачу тебя, вот этак…”
And he went through the motions of thrashing an imaginary boy--pummelling the air, and kicking and gouging. "Oh, you do, do you? You holler 'nough, do you? Now, then, let that learn you!" And so the imaginary flogging was finished to his satisfaction.
И Том стал делать такие движения, словно он беспощадно избивает врага: махал кулаками, лягался, наносил воздуху удар за ударом. “Вот тебе! Вот тебе! Что, получил? Просишь пощады? Ну ладно! Ступай, и пусть это тебе будет наукой!” Воображаемая драка завершилась полной победой Тома.
Tom fled home at noon. His conscience could not endure any more of Amy's grateful happiness, and his jealousy could bear no more of the other distress. Becky resumed her picture inspections with Alfred, but as the minutes dragged along and no Tom came to suffer, her triumph began to cloud and she lost interest; gravity and absentmindedness followed, and then melancholy; two or three times she pricked up her ear at a footstep, but it was a false hope; no Tom came. At last she grew entirely miserable and wished she hadn't carried it so far. When poor Alfred, seeing that he was losing her, he did not know how, kept exclaiming: "Oh, here's a jolly one! look at this!" she lost patience at last, and said, "Oh, don't bother me! I don't care for them!" and burst into tears, and got up and walked away.
Наступило двенадцать часов. Он убежал домой. Ему было совестно видеть, как благодарна и счастлива Эмми, и, кроме того, страдания ревности дошли у него до последних пределов. Бекки снова принялась рассматривать картинки с Альфредом, но время шло, а Том не приходил, чтобы мучиться, и это омрачало ее торжество. Картинки наскучили ей, она стала молчаливой, рассеянной, потом загрустила. Два или три раза она настораживалась, заслышав чьи-то шаги, но надежды ее были напрасны: Том не появлялся. Под конец она почувствовала себя очень несчастной и жалела, что завела свою месть так далеко. Бедняга Альфред, заметив, что ей, неизвестно почему, стало с ним очень скучно, то и дело твердил: “Вот еще хорошенькая картинка! Смотри!” Девочка наконец потеряла терпение и крикнула: “Ах, отстань от меня! Надоели твои картинки!” Расплакалась, встала и ушла.
Alfred dropped alongside and was going to try to comfort her, but she said:
Альфред бросился за ней, стараясь утешить ее, но она сказала:
"Go away and leave me alone, can't you! I hate you!"
— Оставь меня в покое, пожалуйста! Уходи! Я тебя ненавижу!
So the boy halted, wondering what he could have done--for she had said she would look at pictures all through the nooning--and she walked on, crying. Then Alfred went musing into the deserted schoolhouse. He was humiliated and angry. He easily guessed his way to the truth--the girl had simply made a convenience of him to vent her spite upon Tom Sawyer. He was far from hating Tom the less when this thought occurred to him. He wished there was some way to get that boy into trouble without much risk to himself. Tom's spelling-book fell under his eye. Here was his opportunity. He gratefully opened to the lesson for the afternoon and poured ink upon the page.
Мальчик стоял в замешательстве, не понимая, что он ей сделал: ведь она обещала, что всю большую перемену будет смотреть с ним картинки, и вдруг в слезах ушла. Альфред грустно поплелся в опустевшую школу. Он был оскорблен и разгневан. Ему было нетрудно угадать, в чем дело: девочка разговаривала с ним только для того, чтобы подразнить Тома Сойера. При этой мысли его ненависть к Тому, конечно, ничуть не уменьшилась. Ему хотелось придумать какой-нибудь способ так насолить врагу, чтоб самому остаться вне опасности. В это время ему попался на глаза учебник Тома. Вот удобный случай! Он с радостью раскрыл книжку на той странице, где был заданный урок, и залил всю страницу чернилами.
Becky, glancing in at a window behind him at the moment, saw the act, and moved on, without discovering herself. She started homeward, now, intending to find Tom and tell him; Tom would be thankful and their troubles would be healed. Before she was half way home, however, she had changed her mind. The thought of Tom's treatment of her when she was talking about her picnic came scorching back and filled her with shame. She resolved to let him get whipped on the damaged spelling-book's account, and to hate him forever, into the bargain.
Бекки как раз в эту минуту заглянула со двора в окно и увидела, что он делает, но скрылась поскорее, незамеченная. Она побежала домой; ей хотелось разыскать Тома и рассказать ему про книгу. Том обрадуется, будет ей благодарен, и все неприятности кончатся. Но на полдороге она передумала: ей вспомнилось, как обошелся с ней Том, когда она говорила о своем пикнике. Это воспоминание вызвало у нее мучительный стыд и обожгло ее словно огнем. “Так Тому и надо”, — решила она. Пусть его высекут за испорченную книгу — ей все равно: она ненавидит его и будет ненавидеть всю жизнь.