В поцелуе тети Полли было что-то такое, отчего все горести Тома рассеялись, и на душе у него стало опять хорошо и легко. Он пошел в школу, и ему посчастливилось: в самом начале Лугового переулка он встретился с Бекки Тэчер. Том всегда действовал под влиянием минуты. Он, не задумываясь, подбежал к Бекки и одним духом сказал:
Le baiser affectueux que tante Polly lui avait donné avant son départ pour l’école avait chassé toutes les idées noires de Tom et il s’en alla le cœur léger. Au détour d’un chemin creux, il eut la chance d’apercevoir Becky Thatcher. Comme toujours, son humeur lui dicta son attitude. Sans l’ombre d’une hésitation, il courut vers elle et lui dit :
— Сегодня, Бекки, я вел себя очень скверно и жалею об этом! Больше не буду никогда-никогда, до самой смерти! Давай помиримся… хочешь?
« J’ai été très méchant aujourd’hui, Becky. Je suis désolé. Je ne recommencerai plus jamais, jamais… Veux-tu que nous redevenions amis ? »
Девочка остановилась и презрительно посмотрела ему в лицо:
La petite le toisa du regard et lui répondit :
— Я была бы вам очень благодарна, мистер Томас Сойер, если бы вы оставили меня в покое. Больше я с вами не разговариваю.
Она вздернула нос и прошла мимо.
« Je vous serais reconnaissante de vous mêler de vos affaires, Monsieur Thomas Sawyer. Dorénavant, je ne vous adresserai plus jamais la parole. »
Том был так ошеломлен, что даже не нашелся ответить: “А мне наплевать… Недотрога!” А потом уже было поздно. Поэтому он ничего не сказал, но в душе у него вспыхнула злоба. Уныло поплелся он по школьному двору и все время жалел, что Бекки не мальчик, — вот бы здорово он ее вздул! В это время она как раз прошла мимо, и он оказал ей какую-то колкость. Она ответила тем же, и таким образом они окончательно стали врагами. Разгневанная Бекки еле могла дождаться, когда же начнутся уроки, — так ей хотелось, чтобы Тома поскорее высекли за испорченный учебник. Если и было у нее мимолетное желание выдать Альфреда Темпля, теперь оно совершенно исчезло после тех оскорбительных слов, которые только что крикнул ей Том.
Elle releva le menton et passa son chemin. Tom était si abasourdi qu’il n’eut pas la présence d’esprit de lui crier : « Ça m’est bien égal, espèce de pimbêche ! » Quand il lança cette phrase, Becky était déjà trop loin. À son arrivée à l’école, Tom était dans une belle colère. Broyant du noir, il déambula dans la cour. Avec quel plaisir il l’aurait rossée si elle avait été un garçon ! Bientôt, il se trouva nez à nez avec elle et lui fit une remarque cruelle. La fillette riposta. Elle était si furieuse qu’elle ne se tenait plus d’impatience à l’idée que la classe allait commencer et que Tom se ferait punir pour avoir renversé de l’encre sur son livre de lecture. Elle ne songeait plus maintenant à dénoncer Alfred Temple. Ah ! ça, non !
Бедная! Она не знала, что ее тоже подстерегает беда. Учитель этой школы, мистер Доббинс, дожил до зрелого возраста и чувствовал себя неудачником. Смолоду мечтал он о том, чтобы сделаться доктором, но из-за бедности принужден был довольствоваться скромной долей школьного учителя в этом захолустном городишке. Каждый день, сидя в классе, он вынимал из ящика стола какую-то таинственную книгу и урывками, в те промежутки, когда ученики не отвечали уроков, погружался в чтение. Эта книга хранилась у него всегда под замком. Не было школьника, который не сгорал бы желанием заглянуть в эту книгу, но случая не представлялось никогда. Что это за книга? У каждой девочки, у каждого мальчика были свои догадки, но догадок было много, а дознаться до правды не представлялось никакой возможности. И вот Бекки, проходя мимо учительского стола, стоявшего неподалеку от двери, заметила, что в замке торчит ключ! Можно ли было пропустить такой редкостный случай? Она оглянулась — вокруг ни души. Через минуту она уже держала книгу в руках. Заглавие “Анатомия”, сочинение профессора такого-то, ничего ей не объяснило, и она принялась перелистывать книгу. На первой же странице ей попалась красиво нарисованная и раскрашенная фигура голого человека. В эту минуту на страницу упала чья-то тень: в дверях показался Том Сойер и краем глаза глянул на картинку. Бекки торопливо захлопнула книгу, но при этом нечаянно разорвала картинку до середины. Она сунула книгу в ящик, повернула ключ и разревелась от стыда и досады.
La malheureuse ne savait pas qu’elle était sur le point de s’attirer elle-même de graves ennuis. M. Dobbins, le maître d’école, était arrivé à un certain âge, et faute d’argent, avait dû renoncer à jamais à satisfaire ses ambitions les plus chères. Il aurait voulu être médecin, mais il lui fallait se contenter de son poste d’instituteur dans un modeste village. Chaque jour, lorsque les élèves ne récitaient pas leurs leçons, il se plongeait dans la lecture d’un énorme livre qu’en temps ordinaire il gardait précieusement sous clef dans le tiroir de sa chaire. Les enfants se perdaient tous en conjectures sur la nature du mystérieux volume et eussent donné n’importe quoi pour satisfaire leur curiosité. Becky entra dans la classe. La pièce était déserte. Elle passa auprès de la chaire et s’aperçut que la clef du tiroir était dans la serrure. Quelle aubaine ! La petite regarda autour d’elle. Elle était seule. D’un geste prompt, elle ouvrit le tiroir, en sortit le livre. Le titre, Traité d’anatomie du professeur X…, ne lui dit rien et elle se mit à en feuilleter les pages. Elle s’arrêta devant une superbe gravure représentant un corps humain avec toutes ses veines et ses artères en bleu et en rouge. À ce moment, une ombre se dessina sur la page. Tom Sawyer qui venait d’entrer avait aperçu le livre et s’approchait. Becky voulut le refermer, mais, dans sa précipitation, elle s’y prit si mal qu’elle déchira la moitié de la page qui l’avait tant intéressée. Elle enfouit le livre dans le tiroir, referma celui-ci à clef et se mit à pleurer de honte.
— Том Сойер! Вас только и хватает, что на всякие пакости! Какая подлость — встать за спиной и подглядывать!
« Tom Sawyer, bredouilla-t-elle, ce n’est pas très joli ce que tu fais là ! C’est bien ton genre de venir espionner les gens pendant qu’ils sont en train de regarder quelque chose.
— Откуда же я знал, что ты тут на что-то глядишь?
– Comment aurais-je pu savoir que tu étais en train de regarder quelque chose ?
— Стыдитесь, Том Сойер! Вы, конечно, наябедничаете на меня и… Что мне делать? Что же мне делать? Меня высекут, уж это наверное, а меня в школе еще ни разу не секли…
– Tu devrais rougir, Tom Sawyer. Tu sais très bien que tu iras me dénoncer. Et alors qu’est-ce que je vais devenir ? Le maître me battra. Je n’ai jamais été battue en classe. »
Она топнула ногой и прибавила:
Alors, Becky frappa le sol de son petit pied.
— Ну и жалуйтесь, у вас подлости хватит! Я тоже кое-что знаю. И это скоро случится. Погодите — увидите! Гадкий, гадкий, гадкий!
« Eh bien, tant pis ! s’écria-t-elle. Fais ce que tu voudras. Je m’en moque. Je sais ce qui va se passer tout à l’heure. Attends un peu, tu verras ! Tu es un être odieux, odieux, odieux ! » Et elle se précipita dehors, dans un nouvel accès de larmes.
Она зарыдала опять и бросилась вон из комнаты. Том остался на месте, ошарашенный ее нападением. Потом он сказал себе:
Tom resta un peu décontenancé par cette brusque explosion de rage.
— Что за глупый народ — девчонки! Никогда не секли в школе! Велика важность, что высекут! Все они — ужасные трусихи и — неженки. Понятно, я не стану фискалить и ни слова не скажу старику Доббинсу про эту дуреху… Я могу расквитаться с ней как-нибудь по-другому, без подлости. Но она все равно попадется. Доббинс опросит, кто разорвал его книгу. Никто не ответит. Тогда он начнет, как всегда, перебирать всех по очереди; спросит первого, спросит второго и, когда дойдет до виноватой, сразу узнает, что это она, даже если она будет молчать. У девчонок все можно узнать по лицу — выдержки у них никакой. Ну и высекут ее… наверняка… Попалась теперь Бекки Тэчер, от розги ей не уйти!
Подумав немного, Том прибавил:
— Что ж, поделом! Ведь она была бы рада, если бы в такую беду попал я, — пусть побывает в моей шкуре сама!
« Ah ! là ! là ! se dit-il, ce que c’est que les filles ! Jamais reçu de corrections en classe ! Peuh ! En voilà une affaire d’être battu ! Ce sont toutes des poules mouillées. Bien sûr, je n’irai pas la dénoncer au vieux Dobbins. Il y a des façons moins méprisables de régler ses comptes. D’ailleurs ce n’est pas la peine, le vieux saura toujours qui a déchiré son bouquin. Ça se passera comme d’habitude. Il interrogera d’abord les garçons. Personne ne répondra. Ensuite, il interrogera les filles une par une. Quand il arrivera à la coupable, il sera tout de suite fixé. Le visage des filles les trahit toujours. Elles n’ont pas de cran. En tout cas, voilà Becky Thatcher dans de beaux draps ; elle sera battue parce qu’elle n’a aucun moyen de s’en tirer. Enfin, ça la dressera… »
И он побежал во двор и присоединился к толпе сорванцов, затеявших какую-то игру. Через несколько минут пришел учитель и начался урок. Том не особенно интересовался занятиями. Он поминутно смотрел в ту сторону, где сидели девочки, и лицо Бекки внушало ему беспокойство. Вспоминая ее поведение, он не имел ни малейшей охоты жалеть ее — и все же не мог подавить в себе жалость, не мог вызвать в себе злорадство. Но вот через некоторое время учитель увидел в книге Тома пятно, и все внимание мальчика было поглощено его собственным делом. Бекки на мгновение вышла из своего мрачного оцепенения и обнаружила большой интерес к происходящей перед нею расправе. Она знала, что все уверения Тома, будто он не обливал своей книги чернилами, все равно не помогут ему. Так и случилось. За то, что он отрицал свою вину, его наказали больнее. Бекки думала, что она будет рада, и пыталась уверить себя, что действительно радуется, но это было не так-то легко. Когда дело дошло до розги, Бекки захотелось встать и сказать, что во всем виноват Альфред Темпль, но она сделала над собой усилие и заставила себя сидеть смирно. “Ведь Том, — размышляла Бекки, — наверняка наябедничает, что это я разорвала картинку. Так вот же, не скажу ни слова! Даже если бы надо было спасти ему жизнь!”
Tom sortit rejoindre le groupe des écoliers qui s’amusaient dans la cour. Au bout d’un moment, le maître arriva et la classe commença. Tom ne s’intéressa guère aux sujets traités. De temps en temps, il regardait du côté des filles et ne pouvait se défendre d’un sentiment de pitié en apercevant le visage bouleversé de Becky. Bientôt, cependant, il découvrit la tache d’encre sur son livre de lecture et ne pensa plus à autre chose. Becky le surveillait du coin de l’œil et fit effort sur elle-même pour mieux voir ce qui allait se passer.
M. Dobbins avait l’œil exercé. De loin, il remarqua la tache qui s’étalait sur le livre de Tom et s’approcha en tapinois.
« Qui a fait cela ?
– Ce n’est pas moi, monsieur. »
Bien entendu le maître n’accorda aucune créance aux dénégations de Tom qui aggravait singulièrement son cas en protestant de son innocence. Becky fut sur le point de se lever pour dénoncer le véritable coupable, mais, à la pensée que Tom ne manquerait pas de la trahir un peu plus tard, elle se retint.
Том получил свою порцию розог и вернулся на место, не чувствуя большого огорчения. Он думал, что, может быть, и вправду как-нибудь нечаянно во время драки с товарищами опрокинул чернильницу на книгу. Так что отрицал он свою вину только для формы, только оттого, что таков был обычай, и он лишь из принципа твердил о своей правоте.
Tom accepta avec résignation la correction que lui infligea l’instituteur et regagna sa place en se disant qu’après tout c’était peut-être bien lui qui avait renversé de l’encre sur son livre par mégarde.
Прошел целый час. Учитель сидел на троне и клевал носом. От гуденья школьников, зубривших уроки, самый воздух стал какой-то сонный. Мистер Доббинс выпрямился, зевнул, отпер ящик стола и нерешительно потянулся за книгой, словно не зная, взять ее или оставить в столе. Большинство учеников смотрели на это весьма равнодушно, но среди них было двое таких, которые напряженно следили за каждым движением учителя. Несколько минут мистер Доббинс рассеянно нащупывал книгу, затем вынул ее и уселся поудобнее в кресле, готовясь читать. Том бросил взгляд на Бекки. У нее был беззащитный, беспомощный вид, точно у затравленного кролика, в которого прицелился охотник. Том моментально забыл свою ссору с ней. Скорее на помощь! Надо сейчас же что-нибудь предпринять, сейчас же, не теряя ни секунды! Но самая неотвратимость беды мешала ему изобрести что-нибудь. Великолепно! Блестящая мысль! Он подбежит, схватит книгу, выскочит в дверь — и был таков! Но он чуточку поколебался, и удобный момент был упущен: учитель уже открыл книгу. Если бы можно было вернуть этот миг!
“Слишком поздно, теперь для Бекки уже нет никакого спасения”.
Еще минута, и учитель обвел глазами школу. Все глаза под его взглядом опустились. В этом взгляде было что-то такое, отчего даже невиновные затрепетали в испуге. Наступила пауза; она тянулась так долго, что можно было сосчитать до десяти. Учитель все больше распалялся гневом. Наконец он спросил:
— Кто разорвал эту книгу?
Une bonne heure passa ainsi. L’air était lourd du bourdonnement de l’étude et le maître somnolait derrière sa chaire. Peu à peu, M. Dobbins sortit de sa torpeur, s’installa confortablement sur sa chaise et ouvrit le traité d’anatomie. Les élèves ne perdaient pas un seul de ses gestes. Tom jeta un regard furtif à Becky et surprit dans les yeux de la petite l’expression navrante du jeune lapin qui se sait condamné. Du même coup, il en oublia son ressentiment contre elle. Vite, il fallait agir sans perdre une seconde ! Mais l’imminence du péril lui paralysait l’esprit ! Vite, voyons ! Ah ! c’est cela, il allait sauter sur le livre et s’enfuir avec ! Hélas ! trop tard, M. Dobbins feuilletait déjà son gros bouquin. Becky était perdue. Le maître releva la tête et regarda sa classe d’un air si terrible que les meilleurs élèves se sentirent pris de panique. Un silence absolu régnait dans la salle.
« Qui a déchiré ce livre ? » demanda M. Dobbins dont la colère montait à vue d’œil.
Ни звука. Можно было бы услышать, как упала булавка. Все молчали. Учитель впивался глазами в одно лицо за другим, ища виновного.
Personne ne répondit. On aurait pu entendre voler une mouche. Le maître scruta chaque visage dans l’espoir que le coupable se trahirait.
— Бенджамен Роджерс, ты разорвал эту книгу?
« Benjamin Rogers, avez-vous déchiré ce livre ?
Нет, не он. И опять тишина.
– Non, monsieur. »
Nouveau silence.
— Джозеф Гарпер, ты?
« Joseph Harper, est-ce vous ?
Нет, не он. Тревога Тома с каждым мигом росла. Эти вопросы и ответы были для него медленной пыткой. Учитель оглядел ряды мальчиков, подумал немного и обратился к девочкам:
– Non, monsieur. »
Tom devenait de plus en plus nerveux, et plaignait Becky de tout son cœur d’avoir à endurer ce lent martyre. Le maître examina les autres garçons d’un air soupçonneux et se tourna vers les filles.
— Эмми Лоренс?
« Amy Lawrence ? »
Та отрицательно мотнула головой.
L’enfant fit non de la tête.
— Греси Миллер?
« Gracie Miller ? »
То же самое.
Même réponse.
— Сюзен Гарпер, это сделала ты?
« Susan Harper, est-ce vous ?
Нет, не она. Теперь очередь дошла до Бекки Тэчер. Том дрожал с головы до ног; положение казалось ему безнадежным.
– Non, monsieur. »
Maintenant c’était au tour de Becky Thatcher. Tom tremblait de la tête aux pieds. La situation était sans espoir.
— Ребекка Тэчер (Том взглянул на ее лицо: оно побелело, от страха), ты разорвала… нет, гляди мне в глаза… (она с мольбой подняла руки) ты разорвала эту книгу?
« Rebecca Thatcher… »
Tom la regarda. Elle était blanche comme un linge.
« Avez-vous déchiré… Non, regardez-moi en face… »
Les mains de la petite se levèrent en un geste suppliant.
« Avez-vous déchiré ce livre ? »
Тут в уме у Тома молнией пронеслась внезапная мысль. Он вскочил на ноги и громко крикнул:
— Это сделал я!
Un éclair traversa l’esprit de Tom qui se leva d’un bond.
« Monsieur, s’écria-t-il, c’est moi qui ai fait ça ! »
Вся школа в недоумении поглядела на безумца, совершающего такой невероятный поступок. Том, постояв минуту, собрал свои растерянные мысли и выступил вперед, чтобы принять наказание. Изумление, благодарность, восторженная любовь, засветившаяся в глазах бедной Бекки, вознаградили бы его и за сотню таких наказаний. Увлеченный величием собственного подвига, он без единого крика перенес самые жестокие удары, какие когда-либо наносил мистер Доббинс, и так же равнодушно принял дополнительную кару — приказ остаться в школе на два часа после уроков. Он знал, кто будет ждать его там, у ворот, когда его заточение кончится, и потому не считал двухчасовую скуку слишком тяжкой…
Les élèves médusés se tournèrent vers lui. Il resta un moment avant de reprendre ses esprits. Quand il s’avança pour recevoir son châtiment, la surprise, la gratitude, l’adoration qui se peignaient sur le visage de Becky le dédommagèrent des cent coups de férule dont il était menacé. Galvanisé par la beauté de son acte, il reçut sans un cri la plus cinglante volée que M. Dobbins eût jamais administrée de sa vie. Il accepta avec la même indifférence l’ordre de rester à l’école deux heures après la fin de la classe, car il savait bien qu’une certaine personne, peu soucieuse de ces deux heures perdues à l’attendre, serait là, à sa sortie de prison.
В этот вечер, отправляясь спать, Том тщательно и долго обдумывал, как он отомстит Альфреду Темплю. Бекки, в припадке стыда и раскаяния, поведала ему обо всем, не скрывая и своего ужасного предательства. Ню даже планы мщения скоро уступили место более приятным мечтам, и, засыпая, он все еще слышал последнее восклицание Бекки:
Ce soir-là, Tom alla se coucher en méditant des projets de vengeance contre Alfred Temple. Honteuse et repentante, Becky lui avait tout raconté sans oublier sa propre traîtrise. Mais ses noirs desseins cédèrent la place à des pensées plus douces et Tom s’endormit bercé par la musique des derniers mots que Becky avait prononcés à son oreille.
“Том, как мог ты быть таким великодушным!”
« Tom, comme tu as été noble ! »