Вернемся теперь к Тому и Бекки и посмотрим, что делали они на пикнике. Сперва они бродили по мрачным боковым коридорам, осматривая вместе со всеми уже знакомые им чудеса пещеры, носившие несколько вычурные названия, как например: “Гостиная”, “Собор”, “Дворец Аладдина” и прочее. Потом все стали играть в прятки, и Том и Бекки усердно принимали участие в этой веселой игре, но в конце концов она немного наскучила им; они пошли вдвоем по извилистой галерее, высоко держа свечи и разбирая путаницу чисел, имен, адресов и изречений, которыми были расписаны скалистые стены (копотью свечей). Продолжая идти вперед и болтая, они не заметили, как очутились в такой части пещеры, где на стенах уже не было надписей. Они вывели копотью свои имена под нависшим камнем и пошли дальше. Вскоре они набрели на небольшой ручеек, который, переливаясь через выступ скалы и принося с собой известковый осадок, в течение многих столетий образовал из блестящего прочного камня кудрявую, кружевную Ниагару. Худенький Том легко протиснулся сквозь узкую расселину за водопадом и озарил ее свечой, чтобы доставить удовольствие Бекки. Тут он заметил, что водопад прикрывает собою крутые ступеньки, нечто вроде естественной лестницы, заключенной в узкую щель между двумя каменными стенами. Им в тот же миг овладела честолюбивая жажда открытий. Бекки откликнулась на его призыв, и они, оставив копотью знак на камне, чтобы не сбиться с пути, отправились делать открытия. Они долго шли по извилистому коридору, забираясь все глубже и глубже в тайники подземелья, сделали еще одну пометку и свернули в сторону в поисках новых чудес, о которых можно было бы рассказать там, наверху. В одном месте они нашли просторную пещеру, где с потолка спускалось множество блестящих сталактитов[48] длиной и толщиной с человеческую ногу. Они обошли эту пещеру кругом, любуясь и восхищаясь ее красотой. В пещеру вело много коридоров; они пошли по одному из них и вскоре увидели чудесный родник,
Revenons maintenant à Tom et à Becky que nous avions laissés à l’entrée de la grotte. Mêlés au reste de la bande joyeuse, ils visitèrent en détail les célèbres merveilles cachées au flanc de la falaise et pompeusement appelées « Le Grand Salon », « La Cathédrale », « Le Palais d’Aladin ». Bientôt, la partie de cache-cache commença. Tom et Becky s’y adonnèrent de toute leur âme jusqu’à ce que le jeu finît par les lasser. Alors, tenant leur chandelle au-dessus de leur tête, déchiffrant les noms, les dates, les adresses et les devises écrites à la fumée contre les parois, ils s’engagèrent dans un couloir sinueux. Marchant et bavardant, ils remarquèrent à peine qu’ils se trouvaient désormais dans une partie de la grotte dont les murs ne portaient plus de graffitis. Ils tracèrent leurs propres noms sur une pierre en saillie et poursuivirent leur chemin. Ils arrivèrent à un endroit où un petit ruisseau, franchissant un barrage, avait entraîné pendant des siècles et des siècles des sédiments calcaires et formé une chute du Niagara en miniature dont les eaux pétrifiées scintillaient lorsqu’elles recevaient de la lumière. Tom se glissa derrière la cascade et l’illumina, à la plus grande joie de sa compagne. Il s’aperçut que le barrage dissimulait une sorte d’escalier naturel à pente très raide, et aussitôt il conçut l’ambition de se muer en explorateur.
дно которого было выложено сверкающими, как иней, кристаллами. Родник протекал в самом центре какой-то высокой пещеры; ее стены подпирались рядами фантастических колонн, создавшихся благодаря слиянию больших сталактитов со сталагмитами в результате многовекового падения капель воды. Под сводами этой пещеры огромными гирляндами висели летучие мыши, по нескольку тысяч в каждой. Свет вспугнул их, они ринулись вниз — сотни и сотни летучих мышей — и с резким писком стали бешено кидаться на свечи. Том знал их повадки и хорошо понимал, какой опасностью грозят эти твари. Он схватил Бекки за руку и вбежал вместе с нею в первый попавшийся коридор. И хорошо сделал, так как одна из летучих мышей потушила крылом свечу Бекки — в ту самую минуту, как Бекки выходила из пещеры. Летучие мыши долго гнались за детьми, но беглецы поминутно сворачивали в новые и новые коридоры, попадавшиеся на пути, и таким образом наконец-то избавились от этих зловредных тварей. Вскоре Том увидел подземное озеро, туманные очертания которого исчезали вдали во мраке. Тому захотелось пойти исследовать его берега, но он решил, что лучше будет сначала присесть отдохнуть. Тут в первый раз мертвая тишина подземелья наложила на душу детей свою влажную, липкую руку.
Becky partagea son désir et, après avoir laissé une marque à l’entrée de l’escalier, ils se lancèrent dans l’inconnu. Ils se faufilèrent ainsi dans les profondeurs secrètes de la grotte et, laissant derrière eux un nouveau point de repère, ils poursuivirent leurs investigations. Un étroit passage latéral les amena dans une large caverne dont la voûte s’ornait d’une multitude de stalactites scintillantes. Ils en firent le tour en admirant ces beautés et quittèrent la caverne par l’un des innombrables couloirs qui y débouchaient. Une seconde caverne, plus vaste que la première, s’offrit à leurs yeux émerveillés. Au centre jaillissait une source qu’entourait un bassin cristallin. De gigantesques stalactites et stalagmites, que le temps avait jointes, servaient de supports à la voûte. Sous celle-ci, des chauves-souris par centaines avaient élu domicile. La lumière des chandelles les arracha à leur quiétude et, poussant de petits cris, battant furieusement des ailes, elles fondirent sur les enfants. Tom n’ignorait pas les dangers d’une telle attaque. Il saisit Becky par la main et l’entraîna dans le premier couloir qui se présenta. Il était temps, car déjà une chauve-souris avait éteint d’un coup d’aile la chandelle de la petite. Les chauves-souris pourchassèrent les fuyards pendant un certain temps et les obligèrent à accumuler les tours et les détours pour se soustraire à leur fureur. Bientôt Tom découvrit un lac souterrain dont les contours imprévus se perdaient dans l’obscurité environnante. Le jeune garçon voulut en explorer la rive mais il se ravisa et décida qu’il valait mieux s’asseoir un instant pour se reposer. Alors, pour la première fois, le profond silence de la grotte exerça son effet déprimant sur l’âme des deux enfants.
— Ой, — сказала Бекки, — я и не заметила… Ведь, кажется, уже очень давно не слышно ничьих голосов?
« Je n’ai pas fait très attention, dit Becky, mais il me semble que nous n’avons pas entendu les autres depuis bien longtemps.
— Еще бы, Бекки! Подумай сама — мы глубоко под ними; я даже не знаю, куда мы зашли, — к северу, к югу или к востоку. Здесь мы и не можем их слышать.
– Nous nous sommes enfoncés dans la grotte et d’ici il est impossible de les entendre. D’ailleurs, j’ignore absolument dans quelle direction ils se trouvent maintenant. »
Бекки встревожилась:
Becky commençait à s’inquiéter.
— А давно мы уже тут, внизу, Том? Лучше бы нам вернуться.
« Je me demande depuis combien de temps nous les avons quittés. Nous ferions mieux d’aller les retrouver.
— Да, пожалуй, это будет лучше всего. Пожалуй…
– Oui, je crois que tu as raison.
— А ты можешь найти дорогу, Том? Здесь такие кривые ходы, у меня: все в голове перепуталось.
– Tu reconnaîtras le chemin, Tom ?
— По-моему, я мог бы найти, не будь этих летучих мышей. Задуют они наши свечи, — ну, что мы тогда станем делать! Давай поищем другую дорогу, чтобы не проходить мимо них.
– Certainement, mais il y a les chauves-souris. Si jamais elles éteignent nos chandelles, ce sera une catastrophe. Tâchons de découvrir un autre parcours pour les éviter.
— Хорошо, но только бы нам не заблудиться. Это был бы такой ужас!
И девочка вздрогнула при одной мысли о грозной опасности.
– Oui, à condition de ne pas nous perdre. Ce serait épouvantable ! » Et, à cette pensée, Becky ne put réprimer un frisson.
Они свернули в какой-то коридор и долго шли молча, вглядываясь в каждый переход, не покажется ли он знакомым; но нет, это были неизвестные места. Каждый раз, когда Том исследовал новый ход, Бекки наблюдала за выражением его лица, надеясь уловить какой-нибудь утешительный признак, и каждый раз Том беззаботно твердил ей:
Le garçon et la fillette s’engagèrent dans un long couloir qu’ils suivirent en silence, examinant chaque crevasse, chaque allée latérale, pour voir s’ils ne la reconnaissaient pas. Chaque fois, Becky guettait un signe d’encouragement sur le visage de Tom et, chaque fois, celui-ci déclarait d’un ton optimiste :
— Это еще не тот, но ты не беспокойся, пожалуйста, в свое время найдем и его.
« Ça va, ça va. Ce n’est pas encore le bon couloir, mais nous n’en sommes pas loin. »
Однако с каждой новой неудачей он все больше падал духом и вскоре начал сворачивать направо и налево наобум, как попало, в отчаянной надежде найти наконец ту дорогу, которая была им нужна. Он по-прежнему говорил: “Все отлично”, но на сердце у него была такая свинцовая тяжесть, что голос его утратил былую беспечность, как будто он говорил не “все отлично”, а “все пропало”. Бекки в смертельном страхе прижималась к нему, всеми силами стараясь удержать слезы, но они текли и текли. Наконец она сказала:
Cependant, à mesure qu’il avançait, Tom sentait le découragement s’emparer de lui. Les couloirs succédaient aux couloirs. Tom s’y engageait, rebroussait chemin et ne cessait de répéter : « Ça va, ça va » avec de moins en moins de conviction. Becky ne le quittait pas d’une semelle et s’efforçait en vain de refouler ses larmes.
— Том, ничего, что летучие мыши, — вернемся той же самой дорогой. А так мы все больше и больше запутываемся.
« Oh ! Tom ! finit-elle par dire. Tant pis pour les chauves-souris. Revenons par la caverne, sans quoi nous allons nous perdre pour de bon. »
Том остановился.
— Прислушайся! — сказал он.
Tom s’arrêta. « Écoute ! » fit-il.
Глубокая тишина. Такая глубокая, что они слышали свое дыхание. Том крикнул. Голос его долго отдавался под пустыми сводами и замер вдали слабым звуком, похожим на чей-то насмешливый хохот.
Le silence était impressionnant, bouleversant. Tom lança un appel. L’écho lui répondit et alla se perdre au fond des couloirs obscurs en une cascade de ricanements moqueurs.
— Ой, Том, не надо, это так страшно! — сказала Бекки.
« Oh ! ne recommence pas, Tom, supplia Becky. C’est horrible.
— Страшно-то страшно, но все же лучше кричать, Бекки: быть может, они услышат нас.
И он крикнул еще раз.
– Peut-être, Becky, mais ce serait un moyen d’attirer l’attention de nos camarades. »
В этом “быть может” было еще больше леденящего ужаса, чем в том дьявольском хохоте: тут слышалось признание, что уже не осталось надежды. Дети стояли тихо и вслушивались, но никто не откликнулся. Том повернул назад и ускорил шаги. Но какая-то нерешительность во всех его движениях и взглядах выдала Бекки другую страшную истину: он не мог найти дорогу и назад, к той пещере, где были летучие мыши.
Ce « serait » était encore plus terrible à entendre que l’écho fantôme. Il traduisait trop bien l’affaiblissement de leurs derniers espoirs. Tom recommença. En dehors de l’écho, aucune voix ne lui répondit. Entraînant Becky, il revint sur ses pas et, au bout d’un moment, la petite, horrifiée, s’aperçut qu’il hésitait et allait tout simplement à l’aventure.
— О, Том, почему ты не делал пометок?
« Tom, Tom ! Mais tu n’as laissé aucune marque derrière nous ! »
— Бекки, я такой идиот! Мне и в голову не приходило, что нам придется возвращаться тем путем. Я не могу найти дорогу. У меня все спуталось…
– Becky, c’est de la folie ! J’aurais dû penser à cela. Maintenant, je ne peux plus retrouver mon chemin. Je ne sais plus où je suis.
— Том, Том, мы пропали! Пропали! Нам никогда, никогда не выбраться из этого ужасного места! О, зачем мы ушли от других!
– Tom, nous sommes perdus, perdus ! Nous ne pourrons jamais sortir de cette terrible grotte ! Oh ! pourquoi avons-nous quitté les autres ? »
Она упала на землю и так бурно зарыдала, что Том пришел в отчаяние: ему казалось, что она сейчас умрет или сойдет с ума. Он сел рядом с ней и обнял ее. Она спрятала лицо у него на груди и прижалась к нему, изливая весь свой ужас, все свои запоздалые сожаления, а далекое эхо превращало ее рыдания в язвительный хохот. Том умолял ее собраться с духом, не терять надежды, но она говорила, что это ей не под силу. Тогда он стал упрекать и бранить себя за то, что принес ей такое несчастье, и это подействовало лучше всего. Она сказала, что попытается взять себя в руки, встанет и пойдет за ним, куда бы он ни повел ее, только пусть он не говорит таких слов, потому что она и сама виновата ничуть не меньше его.
Becky s’allongea par terre et fut secouée de sanglots si violents que Tom, épouvanté, crut qu’elle allait mourir ou perdre la raison. Il s’assit à côté d’elle et la prit dans ses bras. Elle blottit sa tête dans le creux de son épaule, se cramponna à lui, confia tout haut ses erreurs et ses regrets inutiles, et l’écho répétait chacun de ses mots comme s’il avait voulu se moquer d’elle. Tom la supplia de reprendre espoir, mais elle déclara que tout était fini. Alors, il changea de tactique. Il s’accusa en termes violents d’avoir entraîné Becky dans une telle situation. Cette méthode eut plus de succès. Becky promit de ne pas se laisser aller et de suivre Tom où il voudrait, à condition qu’il ne la traitât plus comme il venait de le faire.
И они пошли наудачу, бесцельно… просто затем, чтобы идти, не сидеть на месте, — ведь больше они ничего не могли сделать. Вскоре надежда как будто опять воскресла в их сердцах — не потому, что для этого была какая-нибудь причина, а потому, что таково уж свойство надежды: она возрождается снова и снова, пока человек еще молод и не привык терпеть неудачи.
Alors ils se remirent à errer à l’aventure, marchant, marchant, car c’était là tout ce qu’il leur restait à faire. Pendant un court instant, l’espoir parut renaître – sans raison, simplement parce que c’est dans sa nature de « se remettre en marche » quand le ressort n’en a pas été brisé par l’âge ou les échecs répétés.
Немного погодя Том взял у Бекки свечу и задул ее. Такая бережливость означала очень многое: слова были не нужны. Бекки поняла, что это значит, и опять упала духом. Она знала, что у Тома есть целая свеча и еще три или четыре огарка в кармане, — и все же он счел нужным экономить.
Bientôt Tom souffla la chandelle de sa compagne. Ce geste était significatif et se passait de mots. Becky comprit, et son espoir retomba. Elle savait que Tom avait une chandelle entière, et deux ou trois morceaux dans ses poches. Pourtant il fallait économiser.
Мало-помалу усталость начала предъявлять свои права; дети пытались не обращать на нее внимания, потому что им делалось страшно при мысли, что они будут сидеть тут, — когда каждая минута так дорога; двигаясь в каком бы то ни было направлении, хоть наобум, они все же шли куда-то, и, может быть, к выходу, но сесть — это значило обречь себя на смерть и ускорить ее приближение.
Puis la fatigue se fit sentir, mais les enfants ne voulaient pas s’arrêter, comme si la mort, qui rôdait eût guetté ce moment-là pour fondre sur eux.
Наконец утомленные ноги Бекки отказались служить. Она села. Том примостился рядом, и они стали говорить о доме, об оставленных друзьях, об удобных постелях и, главное, о солнечном свете. Бекки плакала. Том старался придумать что-нибудь такое, чтобы успокоить ее, но все его успокоительные речи уже потеряли силу, оттого что он столько раз повторял их, и зазвучали жестокой насмешкой. Бекки до того изнемогла, что в конце концов стала дремать и заснула. Том был рад. Он сидел, вглядывался в ее осунувшееся лицо и видел как мало-помалу под влиянием приятных снов оно приняло обычное спокойное выражение, на губах у нее заиграла улыбка, да так и осталась надолго. Безмятежность ее лица немного успокоила Тома, и боль его мало-помалу утихла. Мысли его ушли в прошлое и стали блуждать среди дремотных воспоминаний. Он так погрузился в эти воспоминания, что и не заметил, как Бекки проснулась и тихонько засмеялась. Но смех тотчас же замер у нее на губах, и за ним последовал стон.
Pourtant, les frêles jambes de Becky refusèrent de la porter davantage. La petite s’assit et Tom l’imita. Ils se mirent à parler de leurs maisons, de leurs amis, de lits confortables et surtout de la lumière. Becky pleurait et Tom s’efforçait de la consoler, mais tous les mots qu’il trouvait sonnaient à ses oreilles comme de sinistres railleries. Becky était si lasse qu’elle finit par s’endormir. Tom lui en fut reconnaissant. Il regarda son joli visage se détendre peu à peu sous l’effet d’un rêve agréable. Un sourire erra sur les lèvres de son amie. Il se sentit réconforté à cette vue. Ses pensées s’évadèrent alors vers le passé, un passé qui se perdait dans des souvenirs désormais vagues et indistincts. Tandis qu’il était plongé dans sa rêverie, Becky s’éveilla avec un petit rire léger qui se figea vite sur ses lèvres et fut suivi d’un gémissement.
— О, как я могла уснуть! Я хотела бы никогда, никогда не просыпаться!.. Нет-нет, Том, я сказала неправду! Не смотри на меня так! Этого я больше никогда не скажу!
« Je m’en veux d’avoir pu dormir ! s’écria-t-elle. Et pourtant, j’aurais voulu ne jamais me réveiller.
— Я рад, что ты поспала, Бекки: теперь ты отдохнула, и мы найдем дорогу, вот увидишь!
– Ne dis pas cela, Becky. Il ne faut pas désespérer. Tu es reposée maintenant. Essayons de retrouver notre chemin.
— Попробуем, Том, но я видела во сне такую прекрасную страну! Мне кажется, мы скоро там будем.
– Je veux bien, Tom, mais j’ai vu un si beau pays dans mon rêve. C’est là que nous allons, n’est-ce pas ?
— Может, будем, а может, нет. Ну, Бекки, гляди веселее! Пойдем-ка и поищем опять.
– Peut-être, Becky, peut-être. Allons, courage, il faut continuer. »
Они встали и пошли рука об руку, но уже без всякой надежды. Они пытались сообразить, сколько времени находятся в пещере: им казалось — несколько дней, а быть может, недель, между тем этого, очевидно, не могло быть, так как свечи у них еще не сгорели.
Так прошло много времени, а сколько — они и сами не знали. Том сказал, что надо идти тихо-тихо и прислушиваться, не каплет ли где вода, — нужно найти источник. Вскоре они в самом деле нашли ручеек, и Том заявил, что пора сделать новый привал. Хотя оба они смертельно устали, Бекки сказала, что она могла бы пройти еще немножечко. К ее удивлению, Том отказался, — нельзя было понять почему. Они сели. Том взял кусочек глины и прилепил свечу к стене. На них снова нахлынули невеселые мысли, и некоторое время они не произносили ни слова. Бекки первая нарушила молчание:
Ils se levèrent et, la main dans la main, se remirent en route. Ils avaient l’impression d’avoir passé des semaines et des semaines dans la grotte, et pourtant c’était impossible puisque leurs chandelles n’étaient pas toutes usées. Longtemps après – mais ils avaient perdu la notion du temps –, Tom demanda à Becky de faire le moins de bruit possible en marchant, et d’écouter, elle aussi, afin de surprendre éventuellement le murmure d’une source. Quelques minutes plus tard, ils en trouvèrent effectivement une. Les deux enfants étaient morts de fatigue, mais Becky voulait avancer quand même. Elle fut très surprise d’entendre Tom s’opposer à son désir. Tom l’obligea à s’asseoir et, avec une poignée d’argile, fixa sa chandelle contre la paroi rocheuse.
— Том, я ужасно хочу есть.
« Tom, j’ai si faim ! » dit Becky au bout d’un moment.
Том вытащил что-то из кармана.
Tom sortit quelque chose de sa poche.
— Помнишь? — спросил он.
« Te rappelles-tu ceci ? demanda-t-il.
Бекки слабо улыбнулась:
— Это наш свадебный пирог, Том.
– Oui, c’est notre gâteau de mariage, répondit-elle avec un pauvre sourire.
— Да… Я хотел бы, чтобы он был величиной с бочонок, потому что больше у нас ничего нет.
– C’est exact et je regrette drôlement qu’il ne soit pas gros comme une barrique. C’est tout ce que nous avons à manger.
— Я спрятала его на пикнике, хотела положить под подушку, чтобы мы увидели друг друга во сне… Так всегда поступают большие.[49] Но это будет наш последний…
– Tu te rappelles, c’est moi qui te l’ai donné pendant le pique-nique. J’aurais tant aimé que nous le gardions comme souvenir. Toutes les grandes personnes qui se marient font cela. Mais, pour nous, ce gâteau sera… notre… notre… »
Бекки не договорила. Том разделил пирог на две части. Бекки съела свою долю с аппетитом, а Том едва дотронулся до своей. Холодной воды было вдоволь — нашлось, чем закончить пир. Немного погодя Бекки предложила идти дальше. Том ничего не ответил и, помолчав, сказал:
Becky ne continua pas sa phrase. Tom partagea le gâteau en deux. Becky y mordit à belles dents, Tom grignota sa moitié. Ensuite, les deux enfants se désaltérèrent à la source. Un peu réconfortée, Becky voulut se remettre en route. Tom ne répondit rien tout d’abord, puis il demanda :
— Бекки, можешь ты спокойно выслушать, что я тебе скажу?
« Becky, j’ai quelque chose de très sérieux à te dire. Auras-tu le courage de m’écouter ? »
Бекки побледнела, она сказала, что, кажется, может.
Becky pâlit mais pria Tom d’exprimer sa pensée.
— Так вот что, Бекки: нам надо остаться здесь, где есть вода для питья… Это наш последний огарок.
« Eh bien, voilà, Becky. Il nous faut rester ici où nous avons de l’eau. Songe que nous n’avons plus que ce petit bout de chandelle pour nous éclairer. »
Бекки дала волю слезам. Том утешал ее как мог, но напрасно. Наконец она сказала:
Becky éclata en sanglots.
— Том!
« Tom ! murmura-t-elle d’un ton déchirant.
— Что, Бекки?
– Oui ?
— Они хватятся нас и пойдут искать!
– Nos amis vont se rendre compte que nous avons disparu et se mettre à notre recherche.
— Еще бы! Разумеется, пойдут.
– Mais oui, sûrement.
— Может быть, они уже теперь ищут нас, Том?
– Ils doivent même être en train de nous chercher en ce moment.
— Может, и теперь. Это вернее всего.
– Probablement. En tout cas, je l’espère.
— Когда же они заметили, что нас нет? Как ты думаешь, Том?
– Quand se seront-ils aperçus de notre absence, Tom ?
— Думаю — когда вернулись на пароход.
– En remontant sur le bateau, je pense.
— Том, тогда, пожалуй, было уж очень темно. Разве они увидели, что мы не пришли?
– Mais, Tom, ils n’ont pas dû arriver au bateau avant la nuit et ils n’ont peut-être pas remarqué que nous n’étions pas là.
— Не знаю, но, во всяком случае, твоя мама сразу подняла тревогу, когда все остальные вернулись домой.
– Je n’en sais rien. N’importe comment, ta mère verra bien que tu n’es pas rentrée. »
На лице у Бекки появилось выражение испуга, и Том по ее глазам догадался, что сделал промах. Ведь Бекки должна была провести эту ночь у подруги, и дома ее не ждали. Дети смолкли и задумались. Вдруг Бекки снова разразилась рыданиями, и Том понял, что ей, как и ему, пришла в голову страшная мысль: воскресное утро может наполовину пройти, и только тогда миссис Тэчер узнает, что Бекки не ночевала у миссис Гарпер.
L’expression terrifiée de Becky fit comprendre à Tom qu’il venait de commettre une sottise. Becky ne devait pas coucher chez elle ce soir-là ! M. et Mme Thatcher risquaient de ne s’apercevoir de l’absence de Becky que le dimanche après-midi quand ils sauraient que leur fille n’était pas chez Mme Harper.
Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя за тем, как он тихо и безжалостно тает. Наконец осталось только полдюйма фитиля; слабый огонек поднялся, упал, вскарабкался по тонкой струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем конце, — и потом воцарился ужас беспросветного мрака.
Les enfants se turent et regardèrent brûler la chandelle. Bientôt, la mèche grésilla, vacilla, fuma et s’éteignit, faute de suif. Alors régna l’obscurité totale dans toute son horreur.
Сколько времени прошло, прежде чем Бекки мало-помалу заметила, что она плачет в объятиях Тома, ни один из них сказать не мог. Они знали одно: что через очень долгий, как им казалось, промежуток времени оба сбросили с себя мертвое оцепенение сна и снова вернулись к сознанию постигшего их несчастья. Том сказал, что сейчас воскресенье, а быть может, даже понедельник. Он пытался втянуть Бекки в разговор, но она была слишком придавлена горем; все ее надежды рухнули. Том уверял, что их отсутствие должны были заметить уже давным-давно и теперь, наверно, их ищут. Он будет кричать во все горло — авось кто-нибудь услышит и придет. Он крикнул; но в темноте отдаленное эхо прозвучало так страшно, что он больше не пытался кричать.
Combien de temps Becky dormit-elle, pelotonnée dans les bras de Tom avant de se réveiller en larmes ? Les enfants eussent été incapables de le dire. Ils comprirent seulement qu’après un temps infini, ils s’éveillaient tous deux d’un sommeil hébété pour retrouver leur malheur inchangé. Tom essaya de faire parler Becky, mais elle était submergée par le chagrin et elle avait perdu tout espoir. Il lui dit que tout le monde devait être à leur recherche et qu’on allait les retrouver d’un moment à l’autre. Il se leva et, les mains en porte-voix, lança un appel rendu si lugubre par le silence et les ténèbres qu’il n’osa pas recommencer.
Часы шли, и голод опять начал терзать бедных узников. У Тома сохранился кусочек от доставшейся ему половинки пирога; они разделили его и съели, но от этого стали как будто еще голоднее. Жалкая кроха только раздразнила аппетит.
Becky était inconsolable. Les heures s’écoulaient avec une lenteur désespérante. Les enfants mouraient de faim. Tom n’avait mangé que la moitié de son gâteau. Il partagea le reste avec Becky, ce qui ne fit qu’augmenter leur fringale. Tout à coup, Tom saisit sa compagne par le bras.
Через некоторое время Том сказал:
— Ш-ш!.. Ты слышала?
« Chut ! murmura-t-il. Entends-tu ? »
Оба затаили дыхание и стали прислушиваться. Кто-то как будто кричал — далеко-далеко. Том тотчас же откликнулся и, взяв Бекки за руку, стал ощупью пробираться, по коридору в ту сторону, откуда донесся крик. Потом он опять прислушался: звук раздался опять и как будто немного ближе.
Ils retinrent leur souffle et écoutèrent. Quelque part, dans l’obscurité, on distinguait de temps en temps un cri à peine perceptible. Tom, à son tour, cria de toutes ses forces, prit Becky par la main et l’entraîna à tâtons dans la direction d’où venait cet appel. Il s’arrêta pour écouter encore. Le cri monta, plus rapproché cette fois.
— Это они! — сказал Том. — Идут сюда! Идем, Бекки, не бойся, теперь все хорошо!
« Ils sont là ! Ils arrivent ! s’exclama Tom. Viens, Becky. Nous sommes sauvés ! »
Радость пленников дошла до восторга, но бежать они не могли, так как на каждом шагу попадались провалы и надо было двигаться с опаской. Вскоре они остановились перед одним таким провалом — и не могли сделать ни шагу вперед. Яма могла иметь и три фута и сто футов глубины — все равно перейти через нее было невозможно. Том лег на живот и перегнулся вниз сколько мог. Никакого дна. Нужно стоять и ждать, пока за ними придут. Они прислушались, но крики звучали все глуше и дальше… Еще минута — и они смолкли совсем. Какая жалость, какая тоска! Том кричал, пока не охрип, — но никто не откликался. Все же он обнадеживал Бекки, но прошла целая вечность тревожного ожидания, а звуков больше не было слышно.
La joie des captifs était presque trop forte pour eux. Ils auraient voulu courir mais ils n’y voyaient pas et le sol était semé d’embûches. Ils arrivèrent au bord d’une crevasse qui barrait le couloir. Était-elle profonde ? Pouvait-on la franchir d’une seule enjambée ? À plat ventre, Tom essaya d’atteindre le bord opposé de la faille. Impossible. Becky et lui étaient condamnés à attendre que les sauveteurs vinssent de leur côté. On entendait encore appeler, mais la voix se faisait de moins en moins distincte. Finalement, on n’entendit plus rien. Tom hurlait à pleins poumons. Rien ne lui répondit. Il s’arrêta, épuisé.
Дети ощупью добрались до своего ручейка. Томительно потянулись часы. Они снова уснули и проснулись голодные, убитые горем. Том был уверен, что теперь уже вторник.
Les enfants, découragés, retournèrent auprès de la petite rivière. La fatigue aidant, ils s’endormirent. Quand ils se réveillèrent, la faim se mit à les tenailler cruellement. Ils n’avaient rien à manger. Tom estima que trois jours avaient passé depuis leur disparition.
Вдруг его осенило. Поблизости было несколько боковых коридоров. Не лучше ли исследовать их, чем томиться тягостным бездельем? Он вынул из кармана бечевку от бумажного змея, привязал ее к выступу скалы и двинулся в путь вместе с Бекки, разматывая клубок на ходу. Но приблизительно через двадцать шагов коридор оборвался; он оканчивался пропастью. Том стал на колени и начал исследовать стену, ведущую вниз, а потом, насколько мог вытянуть руку, принялся ощупывать ту, которая была за углом, потом потянулся немного вправо и в это мгновение в каких-нибудь двадцати ярдах из-за края утеса высунулась чья-то рука со свечой! Том радостно вскрикнул, но вслед за рукой выдвинулся и весь человек — Индеец Джо. Том оцепенел, не мог двинуть ни рукой, ни ногой и страшно обрадовался, когда “испанец” в ту же минуту пустился бежать и вскоре пропал из виду. Тому показалось очень странным как это Джо не узнал его голоса, не кинулся на него и не убил за показание в суде; но, должно быть, эхо изменило его голос. “Все дело, конечно, в этом”, — говорил себе мальчик. От перенесенного страха каждый мускул в его теле ослабел, и он сказал себе, что, если у него хватит сил вернуться к источнику, он там и останется и уже никуда не пойдет, чтобы снова не наткнуться на Индейца Джо. Он скрыл от Бекки, что видел его. Он сказал, что крикнул просто так, наудачу.
Bientôt, une idée germa dans le cerveau du jeune garçon : un couloir s’ouvrait non loin de là ; il estima qu’il valait encore mieux voir où il menait que de rester inactif. Il sortit une pelote de ficelle de sa poche, l’attacha à une pierre en saillie et, tirant Becky par la main, il avança en déroulant sa corde. Après une vingtaine de mètres, le couloir se terminait brusquement dans le vide. Tom se remit à plat ventre et tâta le terrain autour de lui. Il eut l’impression que l’obstacle qui l’avait arrêté n’était pas infranchissable. Il s’avança avec précaution et contourna une roche. À ce moment, droit en face de lui, au détour d’une autre galerie, apparut une main d’homme brandissant une chandelle. Tom poussa une sorte de rugissement et aussitôt le propriétaire de la main se montra tout entier. C’était Joe l’Indien ! Tom en resta littéralement paralysé. Un instant plus tard, le pseudo-« Espagnol » décampait et Tom, soulagé, bénit le Ciel que le bandit n’eût pas reconnu sa voix déformée par l’écho, sinon il n’eût pas manqué de le tuer pour avoir déposé contre lui au tribunal. Lorsque Tom se fut un peu remis de ses frayeurs, il rejoignit Becky et, sans lui souffler mot de sa découverte par crainte de l’alarmer, lui dit qu’il avait crié à tout hasard.
Но голод и безвыходность положения в конце концов оказались сильнее всяких страхов. Тоскуя, сидели они у источника, потом заснули и спали долго — и проснулись с другими чувствами. Муки голода стали гораздо сильнее. Том считал, что теперь уже среда или четверг… может быть, даже пятница или суббота; значит, люди уже потеряли надежду и перестали искать их. Он предложил исследовать другой коридор. Он готов был рискнуть чем угодно, даже встреча с Индейцем Джо больше не пугала его. Но Бекки была очень слаба. Она как бы оцепенела от горя, ее ничем нельзя было расшевелить. Она говорила, что останется тут, где сидит, и будет ждать смерти; смерть уже недалека. Пусть Том возьмет бечевку и идет, если хочет, но она умоляет его возвращаться почаще, чтобы поговорить с ней, и берет с него слово, что, когда настанет страшная минута, он будет сидеть тут, поблизости, и держать ее за руку, пока не придет конец.
Mais à la longue la faim et l’accablement finirent par l’emporter sur la peur. Après une interminable attente, les enfants s’endormirent. Quand ils se réveillèrent, torturés par une faim atroce, Tom eut l’impression que Becky et lui étaient dans la grotte depuis près d’une semaine et qu’il leur fallait désormais renoncer à tout espoir d’être secourus. Dès lors, peu lui importait d’affronter Joe l’Indien et il proposa à sa compagne d’explorer un autre passage. Becky, épuisée, refusa. Elle avait sombré dans une sorte d’apathie dont rien ne pouvait la tirer. À l’entendre, la mort n’allait pas tarder et elle l’attendrait là où elle était. Elle dit à Tom de partir tout seul faire ses recherches, mais elle le supplia de revenir bavarder avec elle de temps en temps et lui fit promettre d’être auprès d’elle au moment fatal et de lui tenir la main jusqu’à ce que tout soit fini.
Том поцеловал ее, чувствуя в горле комок, и сделал вид, что не теряет надежды либо найти выход из пещеры, либо встретиться с теми, кто их ищет. Он взял в руку бечевку от змея и ощупью пополз на четвереньках по одному из коридоров, терзаемый мучительным голодом и предчувствием близкой гибели.
Tom l’embrassa, la gorge serrée par l’émotion et lui laissa croire qu’il avait l’espoir de trouver les sauveteurs ou du moins une issue. Alors, rongé par la faim et le pressentiment d’une mort prochaine, il prit sa pelote de ficelle et s’engagea sur les mains et sur les genoux dans un couloir qu’il n’avait pas encore exploré.