Чем больше старался Том приковать свое внимание к учебнику, тем больше разбегались его мысли. Наконец он вздохнул и, зевая, прекратил напрасные потуги. Ему казалось, что большая перемена никогда не наступит. Было очень душно, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Из всех усыпительных дней это был самый усыпительный. Монотонное бормотание двадцати пяти школьников, зубривших уроки, убаюкивало душу, как гудение пчел. Там, вдали, в пламенном сиянии солнца мерцали нежно-зеленые склоны Кардифской горы, окутанные дымкой зноя и окрашенные далью в пурпурные тона. Высоко в небе лениво парили одинокие птицы; кроме них, не было видно ни одного живого существа, если не считать двух—трех коров, да и те спали. Сердце Тома жаждало свободы. Найти бы хоть что-нибудь интересное, чтобы убить это нудное время! Он пошарил у себя в кармане, и вдруг лицо его озарилось восторгом, и он бессознательно возблагодарил небеса за счастье, которое они даровали ему. Украдкой достал он из кармана коробочку, вынул оттуда клеща и — положил на длинную плоскую парту. Клещ, должно быть, тоже просиял от восторга и тоже возблагодарил небеса, но радость его была преждевременна, потому что, как только он вздумал уйти, Том булавкой повернул его назад и заставил двинуться в другом направлении.
Plus notre héros cherchait à s’appliquer, plus son esprit vagabondait. Finalement, il poussa un soupir accompagné d’un bâillement et renonça à poursuivre la lecture de son livre. Il lui semblait que la récréation de midi n’arriverait jamais. Il n’y avait pas un souffle d’air. Rarement la chaleur avait plus incité au sommeil. Le murmure des vingt-cinq élèves qui ânonnaient leur leçon engourdissait l’âme comme l’engourdit le bourdonnement des abeilles. Au loin, sous le soleil flamboyant, le coteau de Cardiff dressait ses pentes verdoyantes qu’estompait une buée tremblotante. Des oiseaux passaient en volant à coups d’ailes paresseux. Dans les champs, on n’apercevait aucun être vivant, excepté quelques vaches qui d’ailleurs somnolaient. Tom eût donné n’importe quoi pour être libre ou pour trouver un passe-temps quelconque. Soudain, son visage s’illumina d’une gratitude qui, sans qu’il le sût, était une prière. Il mit la main à sa poche et en tira la petite boîte dans laquelle était enfermé le grillon. Il souleva le couvercle et posa l’insecte sur son pupitre. Le grillon rayonnait probablement de la même gratitude que Tom, mais il se réjouissait trop tôt, car le garçon, à l’aide d’une épingle, le fit changer de direction.
Рядом с Томом сидел его друг и приятель, угнетаемый такой же тоской, какая только что угнетала Тома; он с глубочайшей признательностью ухватился за представившееся ему развлечение. Приятеля звали Джо Гарпер. Мальчики дружили всю неделю, но то субботам воевали, как враги. Джо вытащил из-за отворота куртки булавку и стал помогать приятелю муштровать арестованного клеща. Оба чем дальше, тем больше увлекались этим спортом. Наконец Том объявил, что они только мешают друг другу и ни один не получает в полной мере того удовольствия, какое можно извлечь из клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера и провел посредине черту сверху донизу.
Joe le meilleur ami de Tom, était précisément assis à côté de lui et, comme il partageait les souffrances morales de son voisin, il prit aussitôt un vif plaisir à cette distraction inattendue. Tom et Joe Harper avaient beau être ennemis jurés le samedi, ils s’entendaient comme larrons en foire tout le reste de la semaine. Joe s’arma à son tour d’une épingle et entreprit lui aussi le dressage du prisonnier. Du même coup, le jeu devint palpitant. Alors Tom déclara que Joe et lui se gênaient et n’arrivaient pas à tirer du grillon tout le plaisir qu’ils étaient en droit d’espérer. Il posa donc l’ardoise de Joe sur le pupitre et y traça à la craie une ligne qui la divisait en deux.
— Вот, — сказал он, — уговор такой: пока клещ будет на твоей стороне, гоняй его сколько угодно, а я трогать не буду; но если ты упустишь его и он уйдет ко мне, на мою половину, тогда уж гонять буду я.
« Maintenant, dit-il, tant que le grillon sera de ton côté tu en feras ce que tu voudras et moi je n’y toucherai pas. Mais si tu le laisses passer la ligne il sera dans mon camp et tu attendras qu’il revienne chez toi.
— Ладно. Начинай! Пускай его!
– Entendu. Commence… »
Клещ очень скоро убежал от Тома и пересек экватор. Тогда за него взялся Джо. Затем клещ повернул и вскоре очутился во владениях Тома. Эти переходы повторялись довольно часто. Пока один мальчик гонял клеща, совершенно поглощенный этим интересным занятием, другой с не меньшим увлечением следил за ним. Оба склонили головы над доской, и их души умерли для всего остального. Под конец счастье, по-видимому, окончательно перешло на сторону Джо. Клещ, возбужденный и взволнованный не меньше самих мальчиков, кидался то туда, то сюда, но каждый раз, когда победа была, так сказать, в руках Тома и пальцы его рвались к насекомому, булавка Джо ловко преграждала клещу путь и тот оставался во владениях Джо. Тому стало наконец невтерпеж. Искушение было слишком сильно. Он протянул руку и стал подталкивать клеща в свою сторону. Джо мгновенно вышел из себя:
Tom ne tarda pas à laisser se sauver le grillon qui franchit l’équateur. Joe le taquina pendant un certain temps et la bête finit par rallier son point de départ. Ce va-et-vient dura un bon moment. Tandis que l’un des garçons tyrannisait l’insecte avec son épingle, l’autre ne perdait pas un de ses gestes et attendait l’occasion propice pour intervenir. Penchés sur l’ardoise, tête contre tête, ils étaient si absorbés par leur jeu que le monde extérieur paraissait aboli pour eux. Petit à petit, la chance sourit à Joe et la victoire s’installa à demeure dans son camp. Le grillon essayait vainement de s’échapper et finissait par être aussi nerveux que les garçons eux-mêmes. Mais chaque fois qu’il allait franchir la ligne fatidique, Joe le remettait adroitement dans le bon chemin d’un léger coup d’épingle. La tentation était trop forte. N’y tenant plus, Tom avança son épingle hors de la zone permise et voulu attirer la bestiole.
— Том, не смей его трогать!
« Tom, laisse-le tranquille, fit Joe furieux.
— Я хочу только немножко подхлестнуть его, Джо!
– Je voulais simplement le chatouiller un peu.
— Это нечестно, сэр, оставьте его в покое!
– Non, ce n’est pas le jeu. Laisse-le.
— Эх ты, да я только чуть-чуть…
– Mais je t’assure que je ne ferai que le chatouiller un peu.
— Оставьте клеща: в покое, говорят вам!
– Je te dis de le laisser.
— А вот не оставлю!
– Non.
— Ты не имеешь права: он на моей стороне.
– Si… D’ailleurs, il est dans mon camp…
— Да клещ-то чей, Джо Гарпер?
– Dis donc, Joe, à qui appartient ce grillon ?
— Мне все равно, чей бы он ни был… он на моей стороне, и ты не смей его трогать!
– Ça, ça m’est bien égal… Il est dans mon camp et tu n’y toucheras pas.
— Как так — не смей! Клещ мой, и я волен делать с ним все, что хочу!
– Tu vas voir un peu si je n’y toucherai pas ! »
Вдруг страшный удар обрушился на плечи Тома. Точно такой же достался и Джо. В продолжение двух минут учитель усерднейшим образом выколачивал пыль из их курток; вся школа ликовала и радовалась. Приятели были слишком поглощены своей забавой и не заметили, что незадолго перед тем в классе внезапно водворилась тишина, так как учитель подошел к ним на цыпочках и наклонился над ними. Довольно долго он следил за их игрой, прежде чем со своей стороны внес в нее некоторое разнообразие.
Un formidable coup de férule s’abattit sur l’épaule de Tom, puis un autre sur celle de Joe. Au grand divertissement de la classe, la poussière continua à s’élever de leurs deux vestes pendant quelques instants encore. Les champions avaient été trop accaparés par leur jeu pour remarquer le silence qui s’était abattu un instant plus tôt sur la classe lorsque le maître, avançant sur la pointe des pieds, était venu se poster derrière eux. Il avait assisté à une bonne partie de la compétition avant d’y apporter son grain de sel.
Когда, наконец, пробило двенадцать и наступила большая перемена, Том подбежал к Бекки Тэчер и прошептал ей на ухо:
À midi, dès qu’il fut libre, Tom rejoignit Becky Thatcher et lui chuchota à l’oreille :
— Надень шляпку, будто уходишь домой, а когда дойдешь до угла, улизни от других, поверни в переулок и возвращайся сюда. Я пойду по другой дороге, тоже убегу от своих и очень скоро буду здесь.
« Mets ton chapeau et fais croire que tu rentres chez toi. Quand tu seras arrivée au tournant, laisse partir tes amies et reviens sur tes pas. Moi, je couperai par le chemin creux et je te retrouverai devant l’école. »
Таким образом, Том вышел из школы с одной группой школьников, а Бекки — с другой. Вскоре они встретились в дальнем конце переулка и вернулись в опустевшую школу. Они уселись рядом, положив перед собою грифельную доску. Том дал Бекки грифель и, водя ее рукой, создал еще один удивительный домик. Когда интерес к искусству чуть-чуть ослабел, они принялись болтать. Том был безмерно счастлив.
Ce qui fut dit fut fait et, un peu plus tard, lorsque Tom et Becky se furent retrouvés, ils eurent l’école tout entière à leur disposition. Ils s’assirent sur un banc, une ardoise devant eux. Tom donna son crayon à Becky, lui guida la main et créa une seconde maison d’un style surprenant. Après avoir épuisé les émotions artistiques, les deux amis recoururent aux joies de la conversation. Tom nageait dans le bonheur.
— Любишь ты крыс? — опросил он.
« Aimes-tu les rats ? demanda-t-il à Becky.
— Ой, ненавижу!
– Non, je les ai en horreur.
— И я тоже… когда они живые. Но я говорю про дохлых, — вертеть их на веревочке над головой.
– Moi aussi… quand ils sont vivants. Mais je veux parler des rats morts, de ceux qu’on fait tourner autour de sa tête avec une ficelle.
— Нет, я крыс вообще не очень люблю. А вот что я люблю — так это жевать резинку.
– Non, morts ou vivants, je n’aime pas les rats. Moi, ce que j’aime, c’est le chewing-gum.
— Еще бы! Жалко, что у меня ее нет.
– Moi aussi ! Je voudrais bien en avoir en ce moment.
— В самом деле? У меня есть немножко. Я дам тебе пожевать, только ты потом отдай.
– C’est vrai ? Moi j’en ai. Je vais t’en donner mais il faudra me le rendre. »
Это им обоим понравилось, и они стали жевать по очереди, болтая ногами от избытка удовольствия.
Comme c’était agréable ! Tom et Becky se mirent à mâcher alternativement le même morceau de gomme tout en se dandinant sur leur siège pour mieux manifester leur plaisir.
— Была ты когда-нибудь в цирке?
« Es-tu jamais allée au cirque ? fit Tom.
— Да, и папа обещал взять меня туда еще раз, если я буду хорошая.
– Oui, et j’y retournerai avec papa si je suis bien sage.
— А я был в цирке три или даже четыре раза — много раз! Там куда веселее, чем в церкви: все время представляют что-нибудь. Я, когда вырасту, поступлю клоуном в цирк.
– Moi, j’y suis allé trois ou quatre fois… des tas de fois. Au cirque, ce n’est pas comme à l’église, il y a toujours quelque chose à regarder. Quand je serai grand, je deviendrai clown.
— Правда? Вот хорошо! Они все такие разноцветные, милые…
– Oh ! quelle bonne idée ! Les clowns sont si beaux avec leur costume !
— Да-да, и при этом кучу денег загребают… Бен Роджерс говорит: по доллару в день… Слушай-ка, Бекки, была ты когда-нибудь помолвлена?
– Je pense bien. Et puis ils gagnent de l’argent gros comme eux. Au moins un dollar par jour d’après ce que m’a raconté Ben Rogers. Dis-moi, Becky, as-tu jamais été fiancée ?
— А что это такое?
– Qu’est-ce que c’est que ça ?
— Ну, помолвлена, чтобы выйти замуж?
– Eh bien, as-tu été fiancée pour te marier ?
— Нет.
– Non.
— А хотела бы?
– Ça te plairait ?
— Пожалуй… Не знаю. А как это делается?
– Je crois que oui. Je n’en sais rien. Comment fait-on ?
— Как? Да никак. Ты просто говоришь мальчику, что никогда ни за кого не выйдешь замуж, только за него, — понимаешь, никогда, никогда, никогда! — и потом вы целуетесь. Вот и все. Это каждый может сделать!
– Il suffit de dire à un garçon qu’on ne se mariera jamais, jamais qu’avec lui. Alors on s’embrasse et c’est tout. C’est à la portée de tout le monde.
— Целуемся? А для чего целоваться?
– S’embrasser ? Pourquoi s’embrasser ?
— Ну, для того, чтобы… ну, так принято… Все это делают.
– Parce que, tu sais, c’est pour… euh… tout le monde fait ça.
— Все?
– Tout le monde ?
— Ну да, все влюбленные. Ты помнишь, что я написал на доске?
– Bien sûr ! Tous ceux qui s’aiment. Tu te rappelles ce que j’ai écrit sur ton ardoise ?
— Д-да.
– Heu… oui.
— Что же?
– Qu’est-ce que c’était ?
— Не скажу.
– Je ne te le dirai pas.
— Так, может, я скажу тебе?.
– Faut-il que ce soit moi qui te le dise ?
— Д-да… только когда-нибудь в другой раз.
– Heu… oui… mais une autre fois.
— Нет, теперь.
– Non, maintenant.
— Нет, не теперь — завтра.
– Non, pas maintenant… demain.
— Нет-нет, теперь, Бекки! Ну, пожалуйста! Я потихоньку, я шепну тебе на ухо.
– Oh ! non, maintenant. Je t’en supplie, Becky. Je te le dirai tout bas. »
Видя, что Бекки колеблется, Том принял молчание за согласие, обнял девочку за талию, приложил губы к самому ее уху и повторил свои прежние слова. Потом сказал:
Becky hésita. Tom prit son silence pour une acceptation. Il chuchota doucement à l’oreille de la petite fille ce qu’il voulait dire.
— Теперь ты мне шепни то же самое.
« Et maintenant, c’est à toi à dire la même chose. »
Она долго отнекивалась и наконец попросила:
Elle hésita un peu, puis déclara :
— Отвернись, чтобы не видеть меня, — и тогда я скажу. Только ты никому не рассказывай, — слышишь, Том! Никому. Не расскажешь? Правда?
« Tourne la tête pour ne pas me voir et je le dirai. Mais il ne faudra en parler à personne. Promis, Tom ?
— Нет-нет, я никому не скажу, будь покойна. Ну, Бекки?
– Promis ! Alors, Becky ? »
Он отвернулся, а она так близко наклонилась к его уху, что от ее дыхания стали трепетать его кудри, и прошептала застенчиво:
— Я вас… люблю!
Il tourna la tête. Elle se pencha timidement, si près que son souffle agita un instant les boucles du garçon. Et elle murmura : « Je t’aime ! »
Потом вскочила и принялась бегать вокруг скамеек и парт, спасаясь от Тома, который гонялся за ней; потом забилась в угол и закрыла лицо белым передничком. Том схватил ее за шею и стал уговаривать:
Alors la petite se leva d’un bond et galopa autour des bancs et des pupitres. Tom se lança à sa poursuite. Finalement, elle alla se réfugier dans un coin et ramena son tablier blanc sur son visage. Tom la prit par les épaules.
— Ну, Бекки, теперь уж все кончено, — только поцеловаться. Тут нет ничего страшного, это пустяки. Ну, пожалуйста, Бекки!
Он дергал ее за передник и за руки.
« Maintenant, Becky, il ne manque plus que le baiser. N’aie pas peur, ce n’est rien du tout. »
Мало-помалу она сдалась, опустила руки и подставила ему лицо, раскрасневшееся от долгой борьбы; а Том поцеловал ее в алые губы и оказал:
Tout en parlant, Tom lui lâcha les épaules et tira sur son tablier. Becky laissa retomber ses mains. Son visage apparut. La course lui avait donné des joues toutes rouges. Tom l’embrassa.
— Ну, вот и все, Бекки. Теперь уж ты никого не должна любить, только меня, и ни за кого, кроме меня, не выходить замуж, никогда, никогда и во веки веков! Ты обещаешь?
« Ça y est, Becky, dit-il. Après cela, tu sais, tu n’aimeras plus jamais que moi et tu n’épouseras jamais personne d’autre que moi. C’est promis ?
— Да, я никого не буду любить, Том, только тебя одного и ни за кого другого не пойду замуж. И ты, смотри, ни на ком не женись, только на мне!
– Oui, Tom. Je n’aimerai jamais que toi et je n’épouserai jamais que toi, mais toi, tu n’aimeras jamais quelqu’un d’autre, non plus ?
— Само собой. Конечно. Такой уговор! И по дороге в школу или из школы ты должна идти со мной, — если за нами не будут следить, — и в танцах выбирай меня, а я буду выбирать тебя. Так всегда делают жених и невеста.
– Évidemment. Évidemment. C’est toujours comme ça. Et quand tu rentreras chez toi ou que tu iras à l’école, tu marcheras toujours à côté de moi, à condition que personne ne puisse nous voir… Et puis dans les réunions, tu me choisiras comme cavalier et moi je te choisirai comme cavalière. C’est toujours comme ça que ça se passe quand on est fiancé.
— Ах, как хорошо! Никогда не слыхала об этом.
– Oh ! c’est si gentil ! je n’avais jamais entendu parler de cela.
— Это ужасно весело! Вот мы с Эмми Лоренс…
– Je t’assure qu’on s’amuse bien. Quand moi et Amy Lawrence… »
Бекки Тэчер широко раскрыла глаза, и Том понял, что сделал промах. Он остановился в смущении.
Les grands yeux de Becky apprirent à Tom qu’il venait de faire une gaffe. Il s’arrêta, tout confus.
— О Том! Так я уже не первая… У тебя уже была невеста…
« Oh ! Tom ! Alors je ne suis donc pas ta première fiancée ? »
Девочка заплакала…
La petite se mit à pleurer.
— Перестань, Бекки! Я больше не люблю ее.
« Ne pleure pas, Becky, lui dit Tom. Je n’aime plus Amy.
— Нет, любишь, любишь! Ты сам знаешь, что любишь.
– Si, si, Tom… Tu sais bien que tu l’aimes… »
Том пытался было обнять ее за шею, но Бекки оттолкнула его, повернулась лицом к стене и продолжала рыдать. Том начал уговаривать ее, называл ласковыми именами и повторял свою попытку, но она опять оттолкнула его. Тогда в нем проснулась гордость. Он направился к двери и решительными шагами вышел на улицу. Смущенный и расстроенный, он встал неподалеку от школы, взглядывая поминутно на дверь, в надежде, что Бекки одумается и выйдет вслед за ним на крыльцо. Но она не выходила. Ему стало очень грустно: а ведь, пожалуй, он и в самом деле виноват. Ему было трудно заставить себя сделать первый шаг к примирению, но он поборол свою гордость и вошел в класс… Бекки все еще стояла в углу и плакала, повернувшись лицом к стене. У Тома защемило сердце, он подошел к ней и постоял немного, не зная, с чего начать.
Tom essaya de la calmer à l’aide de tendres paroles, mais elle l’envoya promener. Alors l’orgueil du garçon l’emporta. Tom s’éloigna et sortit dans la cour. Il resta là un moment, fort mal à son aise et regardant sans cesse vers la porte dans l’espoir que Becky viendrait à sa recherche. Comme elle n’en fit rien, notre héros commença à se demander s’il n’était pas dans son tort. Quoiqu’il lui en coûtât, il se décida enfin à retourner auprès de son amie. Becky était toujours dans son coin à sangloter, le visage contre le mur. Le cœur de Tom se serra. Il resta planté là un moment, ne sachant comment s’y prendre. À la fin, il dit en hésitant :
— Бекки, — проговорил он несмело, — я люблю только тебя, а других я и знать не хочу.
« Becky, je… je n’aime que toi. »
Никакого ответа. Одни рыдания.
Mais il n’obtint pas d’autre réponse que de nouveaux sanglots.
— Бекки (просительным голосом), Бекки! Ну скажи что-нибудь…
« Becky, implora Tom, Becky, tu ne veux rien me dire ? »
Опять рыдания.
Тогда Том вытащил самую лучшую свою драгоценность — медную шишечку от каминной решетки — и, протянув ее так, чтобы Бекки могла увидеть ее, сказал:
Il tira de sa poche son joyau le plus précieux, une boule de cuivre qui jadis ornait un chenet. Il avança le bras de façon que Becky puisse l’admirer.
— Ну, Бекки… ну, возьми же! Дарю.
« Tu n’en veux pas, Becky ? Prends-la. Elle est à toi. »
Она оттолкнула его руку, шишечка упала и покатилась по полу. Тогда Том вышел на улицу и решил уйти куда глаза глядят и в этот день не возвращаться в школу. Бекки вдруг заподозрила что-то неладное. Она бросилась к двери — Тома не было видно. Она обежала вокруг дома, надеясь найти его на площадке для игр, но его не было и там. Тогда она стала кричать:
Becky la prit, en effet, mais la jeta à terre. Alors Tom sortit de l’école et, bien décidé à ne plus retourner en classe ce jour-là, il se dirigea vers les coteaux lointains. Au bout d’un certain temps, Becky s’alarma de son absence. Elle se précipita à la porte. Pas de Tom. Elle fit le tour de la cour, pas de Tom !
— Том, вернись! Том!
« Tom ! Tom, reviens ! » lança-t-elle à pleins poumons.
Она чутко прислушивалась, но никто не откликнулся. Кругом была тишина и пустыня. Она села и снова заплакала: она чувствовала себя виноватой. Между тем снова — начали собираться школьники; надо было затаить свое горе, утихомирить свое разбитое сердце и взвалить — на себя бремя долгого, томительного, тоскливого дня. У нее еще не было подруги, и ей не с кем было поделиться своим горем.
Elle eut beau écouter de toutes ses oreilles, aucune réponse ne lui parvint. Elle n’avait plus pour compagnon que le silence et la solitude. Alors, elle s’assit sur une marche et recommença à pleurer et à se faire des reproches. Bientôt elle dut cacher sa peine devant les écoliers qui rentraient, et accepter la perspective d’un long après-midi de souffrance et d’ennui, sans personne à qui pouvoir confier son chagrin.