Первое, что Том услыхал утром в пятницу, была радостная весть: семейство судьи Тэчера вернулось вчера вечером в город. На время Индеец Джо и сокровище отступили для него на второй план, и первое место в его мыслях заняла Бекки. Они встретились и чудесно провели время, бегая вместе с другими школьниками наперегонки, играя в прятки. В конце дня Том, к довершению всех радостей, узнал еще одну приятную новость: Бекки так замучила свою мать, приставая к ней с просьбами назначить на завтра день давно обещанного пикника, что та наконец согласилась. Девочка не помнила себя от восторга. Том тоже был очень счастлив. Еще до заката солнца были разосланы приглашения, и детвора всего города стала лихорадочно готовиться к празднику, заранее предвкушая удовольствие. Том был так возбужден, что не спал до глубокой ночи, и все надеялся, что Гек вот-вот мяукнет у него под окном и что ему удастся тотчас же раздобыть сокровище, чтобы завтра поразить им Бекки и всех участников пикника. Но надежда его не оправдалась: в эту ночь сигнала не было.
THE first thing Tom heard on Friday morning was a glad piece of news--Judge Thatcher's family had come back to town the night before. Both Injun Joe and the treasure sunk into secondary importance for a moment, and Becky took the chief place in the boy's interest. He saw her and they had an exhausting good time playing "hispy" and "gully-keeper" with a crowd of their schoolmates. The day was completed and crowned in a peculiarly satisfactory way: Becky teased her mother to appoint the next day for the long-promised and long-delayed picnic, and she consented. The child's delight was boundless; and Tom's not more moderate. The invitations were sent out before sunset, and straightway the young folks of the village were thrown into a fever of preparation and pleasurable anticipation. Tom's excitement enabled him to keep awake until a pretty late hour, and he had good hopes of hearing Huck's "maow," and of having his treasure to astonish Becky and the picnickers with, next day; but he was disappointed. No signal came that night.
Пришло утро, и часам к десяти веселая, неугомонная компания собралась в доме судьи Тэчера. Все приготовления были закончены. Взрослые не имели тогда обыкновения омрачать пикники своим присутствием. Считалось, что дети будут в безопасности под крылышком нескольких девиц лет восемнадцати и юношей лет двадцати трех. Для пикника был нанят старый пароходик, обычно служивший паромом, и скоро вся веселая толпа двинулась по главной улице, нагруженная корзинами с провизией. Сид был болен и не мог участвовать в общем веселье; Мери осталась дома, чтоб ему не было скучно. Миссис Тэчер на прощание сказала Бекки:
Morning came, eventually, and by ten or eleven o'clock a giddy and rollicking company were gathered at Judge Thatcher's, and everything was ready for a start. It was not the custom for elderly people to mar the picnics with their presence. The children were considered safe enough under the wings of a few young ladies of eighteen and a few young gentlemen of twenty-three or thereabouts. The old steam ferry-boat was chartered for the occasion; presently the gay throng filed up the main street laden with provision-baskets. Sid was sick and had to miss the fun; Mary remained at home to entertain him. The last thing Mrs. Thatcher said to Becky, was:
— Раньше ночи тебе не вернуться домой. Пожалуй, тебе лучше будет переночевать у какой-нибудь подруги, что живет неподалеку от пристани.
"You'll not get back till late. Perhaps you'd better stay all night with some of the girls that live near the ferry-landing, child."
— Я, мамочка, пойду ночевать к Сюзи Гарпер.
"Then I'll stay with Susy Harper, mamma."
— Отлично! Будь же умницей и веди себя там хорошо!
"Very well. And mind and behave yourself and don't be any trouble."
Когда они вышли, Том сказал Бекки:
Presently, as they tripped along, Tom said to Becky:
— Слушай-ка, знаешь, что мы сделаем? Чем идти к Джо Гарперу, мы взберемся на гору и переночуем у вдовы Дуглас. У нее будет сливочное мороженое. У нее чуть не каждый день мороженое — целые горы! Она очень нам обрадуется, честное слово!
"Say--I'll tell you what we'll do. 'Stead of going to Joe Harper's we'll climb right up the hill and stop at the Widow Douglas'. She'll have ice-cream! She has it most every day--dead loads of it. And she'll be awful glad to have us."
— Вот будет весело!
"Oh, that will be fun!"
Потом Бекки на секунду задумалась и спросила:
Then Becky reflected a moment and said:
— Но что скажет мама?
"But what will mamma say?"
— А откуда она узнает.
"How'll she ever know?"
Девочка опять подумала и решительно выговорила:
The girl turned the idea over in her mind, and said reluctantly:
— Это, собственно, нехорошо… но…
"I reckon it's wrong--but--"
— Ну, какое там “но”? Вздор! Мама твоя не узнает… Да и что тут дурного? Ей ведь нужно, чтобы с тобой ничего не случилось. Она и сама послала бы тебя туда, если б это пришло ей в голову. Верно тебе говорю!
"But shucks! Your mother won't know, and so what's the harm? All she wants is that you'll be safe; and I bet you she'd 'a' said go there if she'd 'a' thought of it. I know she would!"
Радушное гостеприимство вдовы Дуглас оказалось соблазнительной приманкой. Мечта о мороженом и уговоры Тома восторжествовали над колебаниями девочки. Было решено никому не говорить об этой вечерней программе. Но тут Тому пришло в голову, что Гек как раз нынче ночью может прийти к нему под окно, и эта мысль чуть было не испортила ему предстоящего праздника. Все же он не мог отказаться от намерения попировать у вдовы. “Да и зачем отказываться? — рассуждал он сам с собой. — В прошлую ночь не было сигнала, почему же в нынешнюю будет?” Нынче вечером Тома наверняка ожидает веселье, а клад будет ли, нет ли, — еще неизвестно! Как и всякий мальчишка, он без дальних размышлений решил уступить более сильному соблазну — и прогнал от себя на весь день мысль о сундучке с деньгами.
The Widow Douglas' splendid hospitality was a tempting bait. It and Tom's persuasions presently carried the day. So it was decided to say nothing to anybody about the night's programme. Presently it occurred to Tom that maybe Huck might come this very night and give the signal. The thought took a deal of the spirit out of his anticipations. Still he could not bear to give up the fun at Widow Douglas'. And why should he give it up, he reasoned--the signal did not come the night before, so why should it be any more likely to come tonight? The sure fun of the evening outweighed the uncertain treasure; and, boy-like, he determined to yield to the stronger inclination and not allow himself to think of the box of money another time that day.
В трех милях от городка вниз по течению пароходик остановился против поросшей лесом долины и причалил к берегу. Толпа хлынула на берег, и скоро лесные дали и скалистые вершины холмов огласились криками и смехом. Были испробованы все разнообразные способы выбиться из сил и хорошенько вспотеть. Наконец веселая компания, вооружившись колоссальным аппетитом, сбежалась к своей стоянке и стала жадно истреблять привезенные вкусные яства. За пиршеством последовал освежительный отдых: все уселись в тени развесистых дубов и принялись разговаривать. Немного погодя раздался крик:
Three miles below town the ferryboat stopped at the mouth of a woody hollow and tied up. The crowd swarmed ashore and soon the forest distances and craggy heights echoed far and near with shoutings and laughter. All the different ways of getting hot and tired were gone through with, and by-and-by the rovers straggled back to camp fortified with responsible appetites, and then the destruction of the good things began. After the feast there was a refreshing season of rest and chat in the shade of spreading oaks. By-and-by somebody shouted:
— Кто хочет в пещеру?
"Who's ready for the cave?"
Оказалось, хотят все. Достали пачки свечей и тотчас же всей оравой начали карабкаться на гору. Вход в пещеру был довольно высоко на склоне. Он напоминал букву “А”. Массивная дубовая дверь была открыта.
Вошли в небольшую прихожую, холодную, как погреб. Сама природа воздвигла ее стены из крепкого известняка, покрытого каплями сырости, словно холодным потом. Стоять в этой черной тьме и смотреть на зеленую долину, залитую солнцем, — тут была и поэзия и тайна. Но скоро впечатление ослабело, все стали озорничать и баловаться, как прежде. Чуть только кто-нибудь зажигал свечу, все гурьбой бросались на него, начиналась борьба, владелец свечи храбро защищался, но свечу очень скоро выбивали у него из рук или просто тушили. Во мраке раздавались взрывы хохота, и возня начиналась снова. Впрочем, всему на свете бывает конец. Мало-помалу процессия стала спускаться гуськом по крутому склону главной галереи. Вереница мерцающих огней тускло озарила скалистые стены чуть не до самого верху, где они соединялись в виде свода на высоте шестидесяти футов. Этот главный ход был не шире восьми или десяти футов. На каждом шагу и влево и вправо от него ответвлялись боковые, еще более узкие ходы, ибо пещера Мак-Дугала была не что иное, как обширный лабиринт извилистых и кривых коридоров, сходившихся и снова расходившихся, но не имевших выхода. Говорили, что в этой путанице трещин, расселин и пропастей можно было бродить дни и ночи и все же не найти выхода, можно было спускаться все глубже и глубже и всюду находить одно и то же — лабиринт под лабиринтом, и не было им конца. Ни один человек не мог похвалиться, что “знает” пещеру. Узнать ее было невозможно. Большинство молодых людей знали в ней только малый участок; дальше никто заходить не отваживался. Том Сойер знал пещеру не хуже и не лучше других.
Everybody was. Bundles of candles were procured, and straightway there was a general scamper up the hill. The mouth of the cave was up the hillside--an opening shaped like a letter A. Its massive oaken door stood unbarred. Within was a small chamber, chilly as an icehouse, and walled by Nature with solid limestone that was dewy with a cold sweat. It was romantic and mysterious to stand here in the deep gloom and look out upon the green valley shining in the sun. But the impressiveness of the situation quickly wore off, and the romping began again. The moment a candle was lighted there was a general rush upon the owner of it; a struggle and a gallant defence followed, but the candle was soon knocked down or blown out, and then there was a glad clamor of laughter and a new chase. But all things have an end. By-and-by the procession went filing down the steep descent of the main avenue, the flickering rank of lights dimly revealing the lofty walls of rock almost to their point of junction sixty feet overhead. This main avenue was not more than eight or ten feet wide. Every few steps other lofty and still narrower crevices branched from it on either hand--for McDougal's cave was but a vast labyrinth of crooked aisles that ran into each other and out again and led nowhere. It was said that one might wander days and nights together through its intricate tangle of rifts and chasms, and never find the end of the cave; and that he might go down, and down, and still down, into the earth, and it was just the same--labyrinth under labyrinth, and no end to any of them. No man "knew" the cave. That was an impossible thing. Most of the young men knew a portion of it, and it was not customary to venture much beyond this known portion. Tom Sawyer knew as much of the cave as any one.
Процессия прошла около трех четвертей мили по главной галерее, а затем отдельные пары и группы стали сворачивать в боковые ходы, бегать по мрачным коридорам, неожиданно налетая друг на друга в тех местах, где коридоры сходились. Здесь можно было потерять друг друга из виду на целые полчаса, не уходя за пределы “известной” части пещеры.
The procession moved along the main avenue some three-quarters of a mile, and then groups and couples began to slip aside into branch avenues, fly along the dismal corridors, and take each other by surprise at points where the corridors joined again. Parties were able to elude each other for the space of half an hour without going beyond the "known" ground.
Мало-помалу одна группа за другой выбегала к выходу; запыхавшиеся, веселые, закапанные с ног до головы свечным салом, вымазанные глиной, все были в полном восторге от удачно проведенного дня. С изумлением обнаружили, что в разгаре веселья никто не заметил, как идет время и надвигается вечер. Пароходный колокол звонил уже полчаса, призывая пассажиров обратно. Звон показался таким романтическим: он достойно завершал этот радостный день, полный необыкновенных приключений. Все были очень довольны. Когда нагруженный буйной ватагой пароходик снова отчалил от берега и побежал по реке, никто, кроме капитана, не пожалел о потерянном времени.
By-and-by, one group after another came straggling back to the mouth of the cave, panting, hilarious, smeared from head to foot with tallow drippings, daubed with clay, and entirely delighted with the success of the day. Then they were astonished to find that they had been taking no note of time and that night was about at hand. The clanging bell had been calling for half an hour. However, this sort of close to the day's adventures was romantic and therefore satisfactory. When the ferryboat with her wild freight pushed into the stream, nobody cared sixpence for the wasted time but the captain of the craft.
Гек уже был на своем посту, когда пароходные огни, мерцая, проплыли мимо пристани. С пароходика до него не доносилось ни малейшего шума: молодежь присмирела и стихла, как это всегда бывает с людьми, утомленными до смерти. Сначала Гек удивился немного, что это за судно и почему оно не остановилось у пристани, но потом забыл о нем и сосредоточил все свои мысли на предстоящей задаче. Ночь становилась облачной и темной. Пробило десять, стук колес умолк. Разбросанные кое-где огоньки гасли один за другим, исчезли последние пешеходы. Городок погрузился в дремоту, и маленький сторож остался наедине с тишиной и призраками. Пробило одиннадцать. В таверне погасли огни. Теперь мрак был повсюду. Гек ждал, как ему казалось, мучительно долго, но ничего не случилось. В душу его закралось сомненье. К чему все это? В самом деле, к чему? Не лучше ли махнуть на все рукой и уйти спать?
Huck was already upon his watch when the ferryboat's lights went glinting past the wharf. He heard no noise on board, for the young people were as subdued and still as people usually are who are nearly tired to death. He wondered what boat it was, and why she did not stop at the wharf--and then he dropped her out of his mind and put his attention upon his business. The night was growing cloudy and dark. Ten o'clock came, and the noise of vehicles ceased, scattered lights began to wink out, all straggling foot-passengers disappeared, the village betook itself to its slumbers and left the small watcher alone with the silence and the ghosts. Eleven o'clock came, and the tavern lights were put out; darkness everywhere, now. Huck waited what seemed a weary long time, but nothing happened. His faith was weakening. Was there any use? Was there really any use? Why not give it up and turn in?
Вдруг до его слуха донесся какой-то шум. Он мгновенно насторожился. Дверь, выходившая в переулок, тихо закрылась. Гек бросился к углу кирпичного склада. Через минуту мимо него прошмыгнули два человека; у одного как будто было что-то под мышкой. Должно быть, сундучок! Значит, они хотят унести сокровище куда-то в другое место. Что же теперь делать? Позвать Тома? Это было бы глупо: они за это время успеют уйти с сундучком, а потом и следов не отыщешь. Нет, он пойдет за ними и выследит их, — в такую темень где им заметить его! Гек вышел из засады и пошел за ними, неслышно, как кошка, ступая босыми ногами и держась поодаль, но на таком расстоянии, чтобы бродяги не могли скрыться из виду.
A noise fell upon his ear. He was all attention in an instant. The alley door closed softly. He sprang to the corner of the brick store. The next moment two men brushed by him, and one seemed to have something under his arm. It must be that box! So they were going to remove the treasure. Why call Tom now? It would be absurd--the men would get away with the box and never be found again. No, he would stick to their wake and follow them; he would trust to the darkness for security from discovery. So communing with himself, Huck stepped out and glided along behind the men, cat-like, with bare feet, allowing them to keep just far enough ahead not to be invisible.
Сначала они шагали по улице, которая шла вдоль реки, миновали три квартала, свернули на Кардифскую гору. По этой тропинке они, и стали взбираться. На склоне горы, как раз на полдороге, они миновали усадьбу старика валлийца и, не замедляя шага, поднимались все выше и выше. “Ага, — подумал Гек, — они хотят закопать деньги в старой каменоломне”. Но и там они не остановились. Они шли выше, к вершине горы; потом свернули на узкую тропку, вьющуюся между кустами сумаха[47] и сразу пропали во тьме. Гек зашагал быстрее, и ему удалось подойти к ним довольно близко, так как видеть его они не могли. Сначала он бежал рысью, потом немного замедлил шаг, боясь, как бы в темноте не наткнуться на них, прошел еще немного, потом остановился совсем. Прислушался — ни звука; только и слышно, как стучит его сердце. Сверху, с горы, до него донеслось уханье совы — звук, не предвещающий добра. Но шагов не слышно. Черт возьми! Неужто все пропало? Гек уже собирался дать тягу, как вдруг в трех шагах от него кто-то кашлянул. Сердце у Гека ушло в пятки, но он пересилил страх и остался на месте, трясясь всем телом, словно все двенадцать лихорадок напали на него зараз; он чувствовал сильную слабость и боялся, что вот-вот упадет. Теперь ему стало ясно, где он находится: он стоит у забора, окружающего усадьбу вдовы Дуглас, в пяти шагах от перелаза.
“Ладно, — подумал он, — пусть закапывают здесь — будет легко отыскать”.
They moved up the river street three blocks, then turned to the left up a crossstreet. They went straight ahead, then, until they came to the path that led up Cardiff Hill; this they took. They passed by the old Welshman's house, halfway up the hill, without hesitating, and still climbed upward. Good, thought Huck, they will bury it in the old quarry. But they never stopped at the quarry. They passed on, up the summit. They plunged into the narrow path between the tall sumach bushes, and were at once hidden in the gloom. Huck closed up and shortened his distance, now, for they would never be able to see him. He trotted along awhile; then slackened his pace, fearing he was gaining too fast; moved on a piece, then stopped altogether; listened; no sound; none, save that he seemed to hear the beating of his own heart. The hooting of an owl came over the hill--ominous sound! But no footsteps. Heavens, was everything lost! He was about to spring with winged feet, when a man cleared his throat not four feet from him! Huck's heart shot into his throat, but he swallowed it again; and then he stood there shaking as if a dozen agues had taken charge of him at once, and so weak that he thought he must surely fall to the ground. He knew where he was. He knew he was within five steps of the stile leading into Widow Douglas' grounds. Very well, he thought, let them bury it there; it won't be hard to find.
Затем послышался тихий голос — голос Индейца Джо:
Now there was a voice--a very low voice--Injun Joe's:
— Черт бы ее побрал! У нее, кажется, гости, — в окнах огни, хоть и поздно.
"Damn her, maybe she's got company--there's lights, late as it is."
— Никаких огней я не вижу.
"I can't see any."
Это был голос того незнакомца, которого они видели в заколдованном доме. Сердце у Гека похолодело от ужаса: так вот кому они собираются мстить! Первой мыслью его было пуститься наутек. Потом он вспомнил, что вдова Дуглас нередко бывала добра к нему, а эти люди, быть может, идут убивать ее. Значит, надо поскорее предупредить вдову Дуглас. Но нет, у него не хватает духу, да и никогда не хватит: ведь они могут заметить его и схватить. Все это и еще многое другое пронеслось у него в голове, прежде чем Индеец Джо успел ответить на последние слова незнакомца.
This was that stranger's voice--the stranger of the haunted house. A deadly chill went to Huck's heart--this, then, was the "revenge" job! His thought was, to fly. Then he remembered that the Widow Douglas had been kind to him more than once, and maybe these men were going to murder her. He wished he dared venture to warn her; but he knew he didn't dare--they might come and catch him. He thought all this and more in the moment that elapsed between the stranger's remark and Injun Joe's next--which was--
— Тебе кусты заслоняют свет. Подвинься сюда… Вот так. Теперь видишь?
"Because the bush is in your way. Now--this way--now you see, don't you?"
— Да. У нее и в самом деле гости. Не лучше ли бросить это дело?
"Yes. Well, there is company there, I reckon. Better give it up."
— Бросить, когда я навсегда уезжаю отсюда! Бросить, когда, может быть, другого такого случая вовек не представится! Говорю тебе еще раз: мне ее денег не надо — можешь взять их себе. Но ее муж обидел меня… не раз обижал… он был судья и посадил меня в тюрьму за бродяжничество. Но это не все, нет, не все! Это только самая малая часть. Он велел меня высечь! Да, высечь плетьми перед самой тюрьмой, как негра! И весь город видел мой позор. Высек меня, понимаешь? Он перехитрил меня, умер, но я расквитаюсь с ней!
"Give it up, and I just leaving this country forever! Give it up and maybe never have another chance. I tell you again, as I've told you before, I don't care for her swag--you may have it. But her husband was rough on me--many times he was rough on me--and mainly he was the justice of the peace that jugged me for a vagrant. And that ain't all. It ain't a millionth part of it! He had me horsewhipped!--horsewhipped in front of the jail, like a nigger!--with all the town looking on! Horsewhipped!--do you understand? He took advantage of me and died. But I'll take it out of her."
— Не убивай ее! Слышишь? Не надо!
"Oh, don't kill her! Don't do that!"
— Убить ее? Разве я говорил, что убью? Его я убил бы, будь он здесь, но не ее. Если хочешь отомстить женщине, незачем ее убивать. Изуродуй ее, вот и все! Вырежь ей ноздри, обруби уши, как свинье!
"Kill? Who said anything about killing? I would kill him if he was here; but not her. When you want to get revenge on a woman you don't kill her--bosh! you go for her looks. You slit her nostrils--you notch her ears like a sow!"
— Боже, да ведь это…
"By God, that's--"
— Тебя не спрашивают! Лучше помалкивай! Целее будешь. Я привяжу ее к кровати. А помрет от потери крови — тут уж вина не моя. Плакать не стану, пускай околеет! Ты, приятель, поможешь мне по дружбе — затем ты сюда и пришел; одному мне, пожалуй, не оправиться. А струсишь — я прикончу тебя! Понимаешь? А придется убить тебя — я убью и ее, и тогда уж никто не узнает, чьих рук это дело!
"Keep your opinion to yourself! It will be safest for you. I'll tie her to the bed. If she bleeds to death, is that my fault? I'll not cry, if she does. My friend, you'll help me in this thing--for my sake--that's why you're here--I mightn't be able alone. If you flinch, I'll kill you. Do you understand that? And if I have to kill you, I'll kill her--and then I reckon nobody'll ever know much about who done this business."
— Ну что ж! Делать так делать. Чем скорее, тем лучше… меня всего так и трясет.
"Well, if it's got to be done, let's get at it. The quicker the better--I'm all in a shiver."
— Сейчас? При гостях? Ох, гляди у меня, ты что-то лукавишь! Нет, мы подождем, пока в доме потушат огни. Спешить некуда.
"Do it now? And company there? Look here--I'll get suspicious of you, first thing you know. No--we'll wait till the lights are out--there's no hurry."
Гек почувствовал, что теперь должна наступить тишина, еще более жуткая, чем этот разговор, о кровавом злодействе. Поэтому он затаил дыхание и робко шагнул назад, осторожно нащупывая ногой, куда бы ее поставить, для чего ему пришлось балансировать вправо и влево на другой ноге, и при этом он так пошатнулся, что чуть не упал. С такими же предосторожностями и с таким же риском он сделал еще шаг назад, потом еще и еще.
Вдруг у него под ногой хрустнул сучок. Гек затаил дыхание и остановился, прислушиваясь. Ни звука, глубокая тишина. Обрадованный, он осторожно повернулся между двумя сплошными рядами кустов, как поворачивается корабль в узком проливе, и быстро, но бесшумно зашагал прочь. Добравшись до каменоломни, он почувствовал себя в безопасности и пустился бежать со всех ног. Все ниже и ниже под гору, и вот наконец он добежал до усадьбы валлийца и принялся барабанить в его дверь кулаками. Из окон высунулись головы старика фермера и его двух дюжих сыновей.
Huck felt that a silence was going to ensue--a thing still more awful than any amount of murderous talk; so he held his breath and stepped gingerly back; planted his foot carefully and firmly, after balancing, one-legged, in a precarious way and almost toppling over, first on one side and then on the other. He took another step back, with the same elaboration and the same risks; then another and another, and--a twig snapped under his foot! His breath stopped and he listened. There was no sound--the stillness was perfect. His gratitude was measureless. Now he turned in his tracks, between the walls of sumach bushes--turned himself as carefully as if he were a ship--and then stepped quickly but cautiously along. When he emerged at the quarry he felt secure, and so he picked up his nimble heels and flew. Down, down he sped, till he reached the Welshman's. He banged at the door, and presently the heads of the old man and his two stalwart sons were thrust from windows.
— Что за шум? Кто там стучит?
"What's the row there? Who's banging? What do you want?"
— Впустите скорее!
"Let me in--quick! I'll tell everything."
— Кто ты такой?
"Why, who are you?"
— Гекльберри Финн.
— Чего надо?
— Я вам все скажу…
"Huckleberry Finn--quick, let me in!"
— Гекльберри Финн! Вот так здорово! Не такое это имя, чтобы перед ним раскрывались все двери. Но все-таки, ребята, впустите его. Посмотрим, какая случилась беда.
"Huckleberry Finn, indeed! It ain't a name to open many doors, I judge! But let him in, lads, and let's see what's the trouble."
— Пожалуйста, только: никому не говорите, что это я вам сказал, — таковы были первые слова Гека, когда ему отперли дверь, — не то мне несдобровать! Меня убьют! Но вдова жалела меня иногда, и я хочу вам рассказать все как есть. И расскажу, если вы обещаете никому не говорить, что это я…
"Please don't ever tell I told you," were Huck's first words when he got in. "Please don't--I'd be killed, sure--but the widow's been good friends to me sometimes, and I want to tell--I will tell if you'll promise you won't ever say it was me."
— Честное слово, у него есть что сказать, это он неспроста! — воскликнул старик. — Ну, малый, выкладывай, что знаешь, мы никому… ни за что!
"By George, he has got something to tell, or he wouldn't act so!" exclaimed the old man; "out with it and nobody here'll ever tell, lad."
Через три минуты старик и его сыновья, захватив с собой надежное оружие, были уже на вершине холма и, взведя курки, тихонько пробирались по тропинке между кустами сумаха. Гек довел их до этого места, но дальше не пошел. Он притаился за большим камнем и начал прислушиваться.
Three minutes later the old man and his sons, well armed, were up the hill, and just entering the sumach path on tiptoe, their weapons in their hands. Huck accompanied them no further. He hid behind a great bowlder and fell to listening. There was a lagging, anxious silence, and then all of a sudden there was an explosion of firearms and a cry.
Наступала томительная, тревожная тишина. Вдруг послышался треск выстрелов и чей-то крик. Гек не ждал продолжения. Он вскочил на ноги и помчался вниз без оглядки.
Huck waited for no particulars. He sprang away and sped down the hill as fast as his legs could carry him.