Вернемся теперь к Тому и Бекки и посмотрим, что делали они на пикнике. Сперва они бродили по мрачным боковым коридорам, осматривая вместе со всеми уже знакомые им чудеса пещеры, носившие несколько вычурные названия, как например: “Гостиная”, “Собор”, “Дворец Аладдина” и прочее. Потом все стали играть в прятки, и Том и Бекки усердно принимали участие в этой веселой игре, но в конце концов она немного наскучила им; они пошли вдвоем по извилистой галерее, высоко держа свечи и разбирая путаницу чисел, имен, адресов и изречений, которыми были расписаны скалистые стены (копотью свечей). Продолжая идти вперед и болтая, они не заметили, как очутились в такой части пещеры, где на стенах уже не было надписей. Они вывели копотью свои имена под нависшим камнем и пошли дальше. Вскоре они набрели на небольшой ручеек, который, переливаясь через выступ скалы и принося с собой известковый осадок, в течение многих столетий образовал из блестящего прочного камня кудрявую, кружевную Ниагару. Худенький Том легко протиснулся сквозь узкую расселину за водопадом и озарил ее свечой, чтобы доставить удовольствие Бекки. Тут он заметил, что водопад прикрывает собою крутые ступеньки, нечто вроде естественной лестницы, заключенной в узкую щель между двумя каменными стенами. Им в тот же миг овладела честолюбивая жажда открытий. Бекки откликнулась на его призыв, и они, оставив копотью знак на камне, чтобы не сбиться с пути, отправились делать открытия. Они долго шли по извилистому коридору, забираясь все глубже и глубже в тайники подземелья, сделали еще одну пометку и свернули в сторону в поисках новых чудес, о которых можно было бы рассказать там, наверху. В одном месте они нашли просторную пещеру, где с потолка спускалось множество блестящих сталактитов[48] длиной и толщиной с человеческую ногу. Они обошли эту пещеру кругом, любуясь и восхищаясь ее красотой. В пещеру вело много коридоров; они пошли по одному из них и вскоре увидели чудесный родник,
NOW to return to Tom and Becky's share in the picnic. They tripped along the murky aisles with the rest of the company, visiting the familiar wonders of the cave--wonders dubbed with rather over-descriptive names, such as "The Drawing-Room," "The Cathedral," "Aladdin's Palace," and so on. Presently the hide-and-seek frolicking began, and Tom and Becky engaged in it with zeal until the exertion began to grow a trifle wearisome; then they wandered down a sinuous avenue holding their candles aloft and reading the tangled webwork of names, dates, postoffice addresses, and mottoes with which the rocky walls had been frescoed (in candle-smoke). Still drifting along and talking, they scarcely noticed that they were now in a part of the cave whose walls were not frescoed. They smoked their own names under an overhanging shelf and moved on. Presently they came to a place where a little stream of water, trickling over a ledge and carrying a limestone sediment with it, had, in the slow-dragging ages, formed a laced and ruffled Niagara in gleaming and imperishable stone. Tom squeezed his small body behind it in order to illuminate it for Becky's gratification. He found that it curtained a sort of steep natural stairway which was enclosed between narrow walls, and at once the ambition to be a discoverer seized him.
дно которого было выложено сверкающими, как иней, кристаллами. Родник протекал в самом центре какой-то высокой пещеры; ее стены подпирались рядами фантастических колонн, создавшихся благодаря слиянию больших сталактитов со сталагмитами в результате многовекового падения капель воды. Под сводами этой пещеры огромными гирляндами висели летучие мыши, по нескольку тысяч в каждой. Свет вспугнул их, они ринулись вниз — сотни и сотни летучих мышей — и с резким писком стали бешено кидаться на свечи. Том знал их повадки и хорошо понимал, какой опасностью грозят эти твари. Он схватил Бекки за руку и вбежал вместе с нею в первый попавшийся коридор. И хорошо сделал, так как одна из летучих мышей потушила крылом свечу Бекки — в ту самую минуту, как Бекки выходила из пещеры. Летучие мыши долго гнались за детьми, но беглецы поминутно сворачивали в новые и новые коридоры, попадавшиеся на пути, и таким образом наконец-то избавились от этих зловредных тварей. Вскоре Том увидел подземное озеро, туманные очертания которого исчезали вдали во мраке. Тому захотелось пойти исследовать его берега, но он решил, что лучше будет сначала присесть отдохнуть. Тут в первый раз мертвая тишина подземелья наложила на душу детей свою влажную, липкую руку.
Becky responded to his call, and they made a smoke-mark for future guidance, and started upon their quest. They wound this way and that, far down into the secret depths of the cave, made another mark, and branched off in search of novelties to tell the upper world about. In one place they found a spacious cavern, from whose ceiling depended a multitude of shining stalactites of the length and circumference of a man's leg; they walked all about it, wondering and admiring, and presently left it by one of the numerous passages that opened into it. This shortly brought them to a bewitching spring, whose basin was incrusted with a frostwork of glittering crystals; it was in the midst of a cavern whose walls were supported by many fantastic pillars which had been formed by the joining of great stalactites and stalagmites together, the result of the ceaseless water-drip of centuries. Under the roof vast knots of bats had packed themselves together, thousands in a bunch; the lights disturbed the creatures and they came flocking down by hundreds, squeaking and darting furiously at the candles. Tom knew their ways and the danger of this sort of conduct. He seized Becky's hand and hurried her into the first corridor that offered; and none too soon, for a bat struck Becky's light out with its wing while she was passing out of the cavern. The bats chased the children a good distance; but the fugitives plunged into every new passage that offered, and at last got rid of the perilous things. Tom found a subterranean lake, shortly, which stretched its dim length away until its shape was lost in the shadows. He wanted to explore its borders, but concluded that it would be best to sit down and rest awhile, first. Now, for the first time, the deep stillness of the place laid a clammy hand upon the spirits of the children. Becky said:
— Ой, — сказала Бекки, — я и не заметила… Ведь, кажется, уже очень давно не слышно ничьих голосов?
"Why, I didn't notice, but it seems ever so long since I heard any of the others."
— Еще бы, Бекки! Подумай сама — мы глубоко под ними; я даже не знаю, куда мы зашли, — к северу, к югу или к востоку. Здесь мы и не можем их слышать.
"Come to think, Becky, we are away down below them--and I don't know how far away north, or south, or east, or whichever it is. We couldn't hear them here."
Бекки встревожилась:
Becky grew apprehensive.
— А давно мы уже тут, внизу, Том? Лучше бы нам вернуться.
"I wonder how long we've been down here, Tom? We better start back."
— Да, пожалуй, это будет лучше всего. Пожалуй…
"Yes, I reckon we better. P'raps we better."
— А ты можешь найти дорогу, Том? Здесь такие кривые ходы, у меня: все в голове перепуталось.
"Can you find the way, Tom? It's all a mixed-up crookedness to me."
— По-моему, я мог бы найти, не будь этих летучих мышей. Задуют они наши свечи, — ну, что мы тогда станем делать! Давай поищем другую дорогу, чтобы не проходить мимо них.
"I reckon I could find it--but then the bats. If they put our candles out it will be an awful fix. Let's try some other way, so as not to go through there."
— Хорошо, но только бы нам не заблудиться. Это был бы такой ужас!
И девочка вздрогнула при одной мысли о грозной опасности.
"Well. But I hope we won't get lost. It would be so awful!" and the girl shuddered at the thought of the dreadful possibilities.
Они свернули в какой-то коридор и долго шли молча, вглядываясь в каждый переход, не покажется ли он знакомым; но нет, это были неизвестные места. Каждый раз, когда Том исследовал новый ход, Бекки наблюдала за выражением его лица, надеясь уловить какой-нибудь утешительный признак, и каждый раз Том беззаботно твердил ей:
They started through a corridor, and traversed it in silence a long way, glancing at each new opening, to see if there was anything familiar about the look of it; but they were all strange. Every time Tom made an examination, Becky would watch his face for an encouraging sign, and he would say cheerily:
— Это еще не тот, но ты не беспокойся, пожалуйста, в свое время найдем и его.
"Oh, it's all right. This ain't the one, but we'll come to it right away!"
Однако с каждой новой неудачей он все больше падал духом и вскоре начал сворачивать направо и налево наобум, как попало, в отчаянной надежде найти наконец ту дорогу, которая была им нужна. Он по-прежнему говорил: “Все отлично”, но на сердце у него была такая свинцовая тяжесть, что голос его утратил былую беспечность, как будто он говорил не “все отлично”, а “все пропало”. Бекки в смертельном страхе прижималась к нему, всеми силами стараясь удержать слезы, но они текли и текли. Наконец она сказала:
But he felt less and less hopeful with each failure, and presently began to turn off into diverging avenues at sheer random, in desperate hope of finding the one that was wanted. He still said it was "all right," but there was such a leaden dread at his heart that the words had lost their ring and sounded just as if he had said, "All is lost!" Becky clung to his side in an anguish of fear, and tried hard to keep back the tears, but they would come. At last she said:
— Том, ничего, что летучие мыши, — вернемся той же самой дорогой. А так мы все больше и больше запутываемся.
"Oh, Tom, never mind the bats, let's go back that way! We seem to get worse and worse off all the time."
Том остановился.
— Прислушайся! — сказал он.
"Listen!" said he.
Глубокая тишина. Такая глубокая, что они слышали свое дыхание. Том крикнул. Голос его долго отдавался под пустыми сводами и замер вдали слабым звуком, похожим на чей-то насмешливый хохот.
Profound silence; silence so deep that even their breathings were conspicuous in the hush. Tom shouted. The call went echoing down the empty aisles and died out in the distance in a faint sound that resembled a ripple of mocking laughter.
— Ой, Том, не надо, это так страшно! — сказала Бекки.
"Oh, don't do it again, Tom, it is too horrid," said Becky.
— Страшно-то страшно, но все же лучше кричать, Бекки: быть может, они услышат нас.
И он крикнул еще раз.
"It is horrid, but I better, Becky; they might hear us, you know," and he shouted again.
В этом “быть может” было еще больше леденящего ужаса, чем в том дьявольском хохоте: тут слышалось признание, что уже не осталось надежды. Дети стояли тихо и вслушивались, но никто не откликнулся. Том повернул назад и ускорил шаги. Но какая-то нерешительность во всех его движениях и взглядах выдала Бекки другую страшную истину: он не мог найти дорогу и назад, к той пещере, где были летучие мыши.
The "might" was even a chillier horror than the ghostly laughter, it so confessed a perishing hope. The children stood still and listened; but there was no result. Tom turned upon the back track at once, and hurried his steps. It was but a little while before a certain indecision in his manner revealed another fearful fact to Becky--he could not find his way back!
— О, Том, почему ты не делал пометок?
"Oh, Tom, you didn't make any marks!"
— Бекки, я такой идиот! Мне и в голову не приходило, что нам придется возвращаться тем путем. Я не могу найти дорогу. У меня все спуталось…
"Becky, I was such a fool! Such a fool! I never thought we might want to come back! No--I can't find the way. It's all mixed up."
— Том, Том, мы пропали! Пропали! Нам никогда, никогда не выбраться из этого ужасного места! О, зачем мы ушли от других!
"Tom, Tom, we're lost! we're lost! We never can get out of this awful place! Oh, why did we ever leave the others!"
Она упала на землю и так бурно зарыдала, что Том пришел в отчаяние: ему казалось, что она сейчас умрет или сойдет с ума. Он сел рядом с ней и обнял ее. Она спрятала лицо у него на груди и прижалась к нему, изливая весь свой ужас, все свои запоздалые сожаления, а далекое эхо превращало ее рыдания в язвительный хохот. Том умолял ее собраться с духом, не терять надежды, но она говорила, что это ей не под силу. Тогда он стал упрекать и бранить себя за то, что принес ей такое несчастье, и это подействовало лучше всего. Она сказала, что попытается взять себя в руки, встанет и пойдет за ним, куда бы он ни повел ее, только пусть он не говорит таких слов, потому что она и сама виновата ничуть не меньше его.
She sank to the ground and burst into such a frenzy of crying that Tom was appalled with the idea that she might die, or lose her reason. He sat down by her and put his arms around her; she buried her face in his bosom, she clung to him, she poured out her terrors, her unavailing regrets, and the far echoes turned them all to jeering laughter. Tom begged her to pluck up hope again, and she said she could not. He fell to blaming and abusing himself for getting her into this miserable situation; this had a better effect. She said she would try to hope again, she would get up and follow wherever he might lead if only he would not talk like that any more. For he was no more to blame than she, she said.
И они пошли наудачу, бесцельно… просто затем, чтобы идти, не сидеть на месте, — ведь больше они ничего не могли сделать. Вскоре надежда как будто опять воскресла в их сердцах — не потому, что для этого была какая-нибудь причина, а потому, что таково уж свойство надежды: она возрождается снова и снова, пока человек еще молод и не привык терпеть неудачи.
So they moved on again--aimlessly--simply at random--all they could do was to move, keep moving. For a little while, hope made a show of reviving--not with any reason to back it, but only because it is its nature to revive when the spring has not been taken out of it by age and familiarity with failure.
Немного погодя Том взял у Бекки свечу и задул ее. Такая бережливость означала очень многое: слова были не нужны. Бекки поняла, что это значит, и опять упала духом. Она знала, что у Тома есть целая свеча и еще три или четыре огарка в кармане, — и все же он счел нужным экономить.
By-and-by Tom took Becky's candle and blew it out. This economy meant so much! Words were not needed. Becky understood, and her hope died again. She knew that Tom had a whole candle and three or four pieces in his pockets--yet he must economize.
Мало-помалу усталость начала предъявлять свои права; дети пытались не обращать на нее внимания, потому что им делалось страшно при мысли, что они будут сидеть тут, — когда каждая минута так дорога; двигаясь в каком бы то ни было направлении, хоть наобум, они все же шли куда-то, и, может быть, к выходу, но сесть — это значило обречь себя на смерть и ускорить ее приближение.
By-and-by, fatigue began to assert its claims; the children tried to pay attention, for it was dreadful to think of sitting down when time was grown to be so precious, moving, in some direction, in any direction, was at least progress and might bear fruit; but to sit down was to invite death and shorten its pursuit.
Наконец утомленные ноги Бекки отказались служить. Она села. Том примостился рядом, и они стали говорить о доме, об оставленных друзьях, об удобных постелях и, главное, о солнечном свете. Бекки плакала. Том старался придумать что-нибудь такое, чтобы успокоить ее, но все его успокоительные речи уже потеряли силу, оттого что он столько раз повторял их, и зазвучали жестокой насмешкой. Бекки до того изнемогла, что в конце концов стала дремать и заснула. Том был рад. Он сидел, вглядывался в ее осунувшееся лицо и видел как мало-помалу под влиянием приятных снов оно приняло обычное спокойное выражение, на губах у нее заиграла улыбка, да так и осталась надолго. Безмятежность ее лица немного успокоила Тома, и боль его мало-помалу утихла. Мысли его ушли в прошлое и стали блуждать среди дремотных воспоминаний. Он так погрузился в эти воспоминания, что и не заметил, как Бекки проснулась и тихонько засмеялась. Но смех тотчас же замер у нее на губах, и за ним последовал стон.
At last Becky's frail limbs refused to carry her farther. She sat down. Tom rested with her, and they talked of home, and the friends there, and the comfortable beds and, above all, the light! Becky cried, and Tom tried to think of some way of comforting her, but all his encouragements were grown thread-bare with use, and sounded like sarcasms. Fatigue bore so heavily upon Becky that she drowsed off to sleep. Tom was grateful. He sat looking into her drawn face and saw it grow smooth and natural under the influence of pleasant dreams; and by-and-by a smile dawned and rested there. The peaceful face reflected somewhat of peace and healing into his own spirit, and his thoughts wandered away to bygone times and dreamy memories. While he was deep in his musings, Becky woke up with a breezy little laugh--but it was stricken dead upon her lips, and a groan followed it.
— О, как я могла уснуть! Я хотела бы никогда, никогда не просыпаться!.. Нет-нет, Том, я сказала неправду! Не смотри на меня так! Этого я больше никогда не скажу!
"Oh, how could I sleep! I wish I never, never had waked! No! No, I don't, Tom! Don't look so! I won't say it again."
— Я рад, что ты поспала, Бекки: теперь ты отдохнула, и мы найдем дорогу, вот увидишь!
"I'm glad you've slept, Becky; you'll feel rested, now, and we'll find the way out."
— Попробуем, Том, но я видела во сне такую прекрасную страну! Мне кажется, мы скоро там будем.
"We can try, Tom; but I've seen such a beautiful country in my dream. I reckon we are going there."
— Может, будем, а может, нет. Ну, Бекки, гляди веселее! Пойдем-ка и поищем опять.
"Maybe not, maybe not. Cheer up, Becky, and let's go on trying."
Они встали и пошли рука об руку, но уже без всякой надежды. Они пытались сообразить, сколько времени находятся в пещере: им казалось — несколько дней, а быть может, недель, между тем этого, очевидно, не могло быть, так как свечи у них еще не сгорели.
Так прошло много времени, а сколько — они и сами не знали. Том сказал, что надо идти тихо-тихо и прислушиваться, не каплет ли где вода, — нужно найти источник. Вскоре они в самом деле нашли ручеек, и Том заявил, что пора сделать новый привал. Хотя оба они смертельно устали, Бекки сказала, что она могла бы пройти еще немножечко. К ее удивлению, Том отказался, — нельзя было понять почему. Они сели. Том взял кусочек глины и прилепил свечу к стене. На них снова нахлынули невеселые мысли, и некоторое время они не произносили ни слова. Бекки первая нарушила молчание:
They rose up and wandered along, hand in hand and hopeless. They tried to estimate how long they had been in the cave, but all they knew was that it seemed days and weeks, and yet it was plain that this could not be, for their candles were not gone yet. A long time after this--they could not tell how long--Tom said they must go softly and listen for dripping water--they must find a spring. They found one presently, and Tom said it was time to rest again. Both were cruelly tired, yet Becky said she thought she could go a little farther. She was surprised to hear Tom dissent. She could not understand it. They sat down, and Tom fastened his candle to the wall in front of them with some clay. Thought was soon busy; nothing was said for some time. Then Becky broke the silence:
— Том, я ужасно хочу есть.
"Tom, I am so hungry!"
Том вытащил что-то из кармана.
Tom took something out of his pocket.
— Помнишь? — спросил он.
"Do you remember this?" said he.
Бекки слабо улыбнулась:
Becky almost smiled.
— Это наш свадебный пирог, Том.
"It's our wedding-cake, Tom."
— Да… Я хотел бы, чтобы он был величиной с бочонок, потому что больше у нас ничего нет.
"Yes--I wish it was as big as a barrel, for it's all we've got."
— Я спрятала его на пикнике, хотела положить под подушку, чтобы мы увидели друг друга во сне… Так всегда поступают большие.[49] Но это будет наш последний…
"I saved it from the picnic for us to dream on, Tom, the way grownup people do with wedding-cake--but it'll be our--"
Бекки не договорила. Том разделил пирог на две части. Бекки съела свою долю с аппетитом, а Том едва дотронулся до своей. Холодной воды было вдоволь — нашлось, чем закончить пир. Немного погодя Бекки предложила идти дальше. Том ничего не ответил и, помолчав, сказал:
She dropped the sentence where it was. Tom divided the cake and Becky ate with good appetite, while Tom nibbled at his moiety. There was abundance of cold water to finish the feast with. By-and-by Becky suggested that they move on again. Tom was silent a moment. Then he said:
— Бекки, можешь ты спокойно выслушать, что я тебе скажу?
"Becky, can you bear it if I tell you something?"
Бекки побледнела, она сказала, что, кажется, может.
Becky's face paled, but she thought she could.
— Так вот что, Бекки: нам надо остаться здесь, где есть вода для питья… Это наш последний огарок.
"Well, then, Becky, we must stay here, where there's water to drink. That little piece is our last candle!"
Бекки дала волю слезам. Том утешал ее как мог, но напрасно. Наконец она сказала:
Becky gave loose to tears and wailings. Tom did what he could to comfort her, but with little effect. At length Becky said:
— Том!
"Tom!"
— Что, Бекки?
"Well, Becky?"
— Они хватятся нас и пойдут искать!
"They'll miss us and hunt for us!"
— Еще бы! Разумеется, пойдут.
"Yes, they will! Certainly they will!"
— Может быть, они уже теперь ищут нас, Том?
"Maybe they're hunting for us now, Tom."
— Может, и теперь. Это вернее всего.
"Why, I reckon maybe they are. I hope they are."
— Когда же они заметили, что нас нет? Как ты думаешь, Том?
"When would they miss us, Tom?"
— Думаю — когда вернулись на пароход.
"When they get back to the boat, I reckon."
— Том, тогда, пожалуй, было уж очень темно. Разве они увидели, что мы не пришли?
"Tom, it might be dark then--would they notice we hadn't come?"
— Не знаю, но, во всяком случае, твоя мама сразу подняла тревогу, когда все остальные вернулись домой.
"I don't know. But anyway, your mother would miss you as soon as they got home."
На лице у Бекки появилось выражение испуга, и Том по ее глазам догадался, что сделал промах. Ведь Бекки должна была провести эту ночь у подруги, и дома ее не ждали. Дети смолкли и задумались. Вдруг Бекки снова разразилась рыданиями, и Том понял, что ей, как и ему, пришла в голову страшная мысль: воскресное утро может наполовину пройти, и только тогда миссис Тэчер узнает, что Бекки не ночевала у миссис Гарпер.
A frightened look in Becky's face brought Tom to his senses and he saw that he had made a blunder. Becky was not to have gone home that night! The children became silent and thoughtful. In a moment a new burst of grief from Becky showed Tom that the thing in his mind had struck hers also--that the Sabbath morning might be half spent before Mrs. Thatcher discovered that Becky was not at Mrs. Harper's.
Дети не сводили глаз с последнего огарка свечи, следя за тем, как он тихо и безжалостно тает. Наконец осталось только полдюйма фитиля; слабый огонек поднялся, упал, вскарабкался по тонкой струйке дыма, задержался одну секунду на ее верхнем конце, — и потом воцарился ужас беспросветного мрака.
The children fastened their eyes upon their bit of candle and watched it melt slowly and pitilessly away; saw the half inch of wick stand alone at last; saw the feeble flame rise and fall, climb the thin column of smoke, linger at its top a moment, and then--the horror of utter darkness reigned!
Сколько времени прошло, прежде чем Бекки мало-помалу заметила, что она плачет в объятиях Тома, ни один из них сказать не мог. Они знали одно: что через очень долгий, как им казалось, промежуток времени оба сбросили с себя мертвое оцепенение сна и снова вернулись к сознанию постигшего их несчастья. Том сказал, что сейчас воскресенье, а быть может, даже понедельник. Он пытался втянуть Бекки в разговор, но она была слишком придавлена горем; все ее надежды рухнули. Том уверял, что их отсутствие должны были заметить уже давным-давно и теперь, наверно, их ищут. Он будет кричать во все горло — авось кто-нибудь услышит и придет. Он крикнул; но в темноте отдаленное эхо прозвучало так страшно, что он больше не пытался кричать.
How long afterward it was that Becky came to a slow consciousness that she was crying in Tom's arms, neither could tell. All that they knew was, that after what seemed a mighty stretch of time, both awoke out of a dead stupor of sleep and resumed their miseries once more. Tom said it might be Sunday, now--maybe Monday. He tried to get Becky to talk, but her sorrows were too oppressive, all her hopes were gone. Tom said that they must have been missed long ago, and no doubt the search was going on. He would shout and maybe some one would come. He tried it; but in the darkness the distant echoes sounded so hideously that he tried it no more.
Часы шли, и голод опять начал терзать бедных узников. У Тома сохранился кусочек от доставшейся ему половинки пирога; они разделили его и съели, но от этого стали как будто еще голоднее. Жалкая кроха только раздразнила аппетит.
The hours wasted away, and hunger came to torment the captives again. A portion of Tom's half of the cake was left; they divided and ate it. But they seemed hungrier than before. The poor morsel of food only whetted desire.
Через некоторое время Том сказал:
By-and-by Tom said:
— Ш-ш!.. Ты слышала?
"SH! Did you hear that?"
Оба затаили дыхание и стали прислушиваться. Кто-то как будто кричал — далеко-далеко. Том тотчас же откликнулся и, взяв Бекки за руку, стал ощупью пробираться, по коридору в ту сторону, откуда донесся крик. Потом он опять прислушался: звук раздался опять и как будто немного ближе.
Both held their breath and listened. There was a sound like the faintest, far-off shout. Instantly Tom answered it, and leading Becky by the hand, started groping down the corridor in its direction. Presently he listened again; again the sound was heard, and apparently a little nearer.
— Это они! — сказал Том. — Идут сюда! Идем, Бекки, не бойся, теперь все хорошо!
"It's them!" said Tom; "they're coming! Come along, Becky--we're all right now!"
Радость пленников дошла до восторга, но бежать они не могли, так как на каждом шагу попадались провалы и надо было двигаться с опаской. Вскоре они остановились перед одним таким провалом — и не могли сделать ни шагу вперед. Яма могла иметь и три фута и сто футов глубины — все равно перейти через нее было невозможно. Том лег на живот и перегнулся вниз сколько мог. Никакого дна. Нужно стоять и ждать, пока за ними придут. Они прислушались, но крики звучали все глуше и дальше… Еще минута — и они смолкли совсем. Какая жалость, какая тоска! Том кричал, пока не охрип, — но никто не откликался. Все же он обнадеживал Бекки, но прошла целая вечность тревожного ожидания, а звуков больше не было слышно.
The joy of the prisoners was almost overwhelming. Their speed was slow, however, because pitfalls were somewhat common, and had to be guarded against. They shortly came to one and had to stop. It might be three feet deep, it might be a hundred--there was no passing it at any rate. Tom got down on his breast and reached as far down as he could. No bottom. They must stay there and wait until the searchers came. They listened; evidently the distant shoutings were growing more distant! a moment or two more and they had gone altogether. The heart-sinking misery of it! Tom whooped until he was hoarse, but it was of no use. He talked hopefully to Becky; but an age of anxious waiting passed and no sounds came again.
Дети ощупью добрались до своего ручейка. Томительно потянулись часы. Они снова уснули и проснулись голодные, убитые горем. Том был уверен, что теперь уже вторник.
The children groped their way back to the spring. The weary time dragged on; they slept again, and awoke famished and woe-stricken. Tom believed it must be Tuesday by this time.
Вдруг его осенило. Поблизости было несколько боковых коридоров. Не лучше ли исследовать их, чем томиться тягостным бездельем? Он вынул из кармана бечевку от бумажного змея, привязал ее к выступу скалы и двинулся в путь вместе с Бекки, разматывая клубок на ходу. Но приблизительно через двадцать шагов коридор оборвался; он оканчивался пропастью. Том стал на колени и начал исследовать стену, ведущую вниз, а потом, насколько мог вытянуть руку, принялся ощупывать ту, которая была за углом, потом потянулся немного вправо и в это мгновение в каких-нибудь двадцати ярдах из-за края утеса высунулась чья-то рука со свечой! Том радостно вскрикнул, но вслед за рукой выдвинулся и весь человек — Индеец Джо. Том оцепенел, не мог двинуть ни рукой, ни ногой и страшно обрадовался, когда “испанец” в ту же минуту пустился бежать и вскоре пропал из виду. Тому показалось очень странным как это Джо не узнал его голоса, не кинулся на него и не убил за показание в суде; но, должно быть, эхо изменило его голос. “Все дело, конечно, в этом”, — говорил себе мальчик. От перенесенного страха каждый мускул в его теле ослабел, и он сказал себе, что, если у него хватит сил вернуться к источнику, он там и останется и уже никуда не пойдет, чтобы снова не наткнуться на Индейца Джо. Он скрыл от Бекки, что видел его. Он сказал, что крикнул просто так, наудачу.
Now an idea struck him. There were some side passages near at hand. It would be better to explore some of these than bear the weight of the heavy time in idleness. He took a kite-line from his pocket, tied it to a projection, and he and Becky started, Tom in the lead, unwinding the line as he groped along. At the end of twenty steps the corridor ended in a "jumping-off place." Tom got down on his knees and felt below, and then as far around the corner as he could reach with his hands conveniently; he made an effort to stretch yet a little farther to the right, and at that moment, not twenty yards away, a human hand, holding a candle, appeared from behind a rock! Tom lifted up a glorious shout, and instantly that hand was followed by the body it belonged to--Injun Joe's! Tom was paralyzed; he could not move. He was vastly gratified the next moment, to see the "Spaniard" take to his heels and get himself out of sight. Tom wondered that Joe had not recognized his voice and come over and killed him for testifying in court. But the echoes must have disguised the voice. Without doubt, that was it, he reasoned. Tom's fright weakened every muscle in his body. He said to himself that if he had strength enough to get back to the spring he would stay there, and nothing should tempt him to run the risk of meeting Injun Joe again. He was careful to keep from Becky what it was he had seen. He told her he had only shouted "for luck."
Но голод и безвыходность положения в конце концов оказались сильнее всяких страхов. Тоскуя, сидели они у источника, потом заснули и спали долго — и проснулись с другими чувствами. Муки голода стали гораздо сильнее. Том считал, что теперь уже среда или четверг… может быть, даже пятница или суббота; значит, люди уже потеряли надежду и перестали искать их. Он предложил исследовать другой коридор. Он готов был рискнуть чем угодно, даже встреча с Индейцем Джо больше не пугала его. Но Бекки была очень слаба. Она как бы оцепенела от горя, ее ничем нельзя было расшевелить. Она говорила, что останется тут, где сидит, и будет ждать смерти; смерть уже недалека. Пусть Том возьмет бечевку и идет, если хочет, но она умоляет его возвращаться почаще, чтобы поговорить с ней, и берет с него слово, что, когда настанет страшная минута, он будет сидеть тут, поблизости, и держать ее за руку, пока не придет конец.
But hunger and wretchedness rise superior to fears in the long run. Another tedious wait at the spring and another long sleep brought changes. The children awoke tortured with a raging hunger. Tom believed that it must be Wednesday or Thursday or even Friday or Saturday, now, and that the search had been given over. He proposed to explore another passage. He felt willing to risk Injun Joe and all other terrors. But Becky was very weak. She had sunk into a dreary apathy and would not be roused. She said she would wait, now, where she was, and die--it would not be long. She told Tom to go with the kite-line and explore if he chose; but she implored him to come back every little while and speak to her; and she made him promise that when the awful time came, he would stay by her and hold her hand until all was over.
Том поцеловал ее, чувствуя в горле комок, и сделал вид, что не теряет надежды либо найти выход из пещеры, либо встретиться с теми, кто их ищет. Он взял в руку бечевку от змея и ощупью пополз на четвереньках по одному из коридоров, терзаемый мучительным голодом и предчувствием близкой гибели.
Tom kissed her, with a choking sensation in his throat, and made a show of being confident of finding the searchers or an escape from the cave; then he took the kite-line in his hand and went groping down one of the passages on his hands and knees, distressed with hunger and sick with bodings of coming doom.