В этот вечер Тома с Сидом, как всегда, в половине десятого послали спать. Они прочли молитву на сон грядущий, и Сид скоро уснул. Но Том не спал, с тревожным нетерпением ожидая сигнала. В тот миг, когда ему показалось, что уже недалеко до рассвета, он услышал, как часы бьют десять. Было от чего прийти в отчаяние. Он не мог даже вертеться на постели, как того требовали его возбужденные нервы, потому что боялся разбудить Сида. Он лежал смирно и напряженно вглядывался в темноту. Кругом стояла удручающая тишина. Понемногу из этого безмолвия стали выделяться маленькие, еле заметные звуки. Прежде всего — тиканье часов. Таинственное потрескивание старых балок. Слабый скрип ступеней. Ясно: по дому бродили духи. Из комнаты тети Полли доносился глухой мерный храп. Затем началась несносная трескотня сверчка, а где именно стрекочет сверчок — этого не может определить никакая человеческая мудрость. Затем — в стене у изголовья кровати зловещее тик-тик жука-точильщика. Том вздрогнул: это означало, что чьи-то дни сочтены. Затем прозвучал в ночном воздухе отдаленный собачий вой, и тотчас же, еще дальше, слабее, завыла другая собака. Том переживал мучительные минуты. Наконец он проникся убеждением, что время исчезло и началась вечность. Против воли он стал погружаться в дремоту. Часы пробили одиннадцать — он не слыхал. Вдруг, смешанное с бесформенными видениями сна, послышалось унылое мяуканье кошки. Где-то неподалеку открылось окно, и этот шум разбудил Тома. Раздался крик: “Брысь, проклятая!” — и о стену теткиного дровяного сарая со звоном разбилась пустая бутылка. Том вскочил как встрепанный, мигом оделся, вылез из окна, пополз на четвереньках по крыше, раза два тихонько мяукнул в ответ, потом перескочил на крышу дровяного сарая и оттуда спрыгнул на землю. Гекльберри Финн ждал его внизу с дохлой кошкой в руках. Мальчики двинулись в путь и скоро исчезли во мраке. Через полчаса они уже пробирались в высокой траве кладбища.
AT half-past nine, that night, Tom and Sid were sent to bed, as usual. They said their prayers, and Sid was soon asleep. Tom lay awake and waited, in restless impatience. When it seemed to him that it must be nearly daylight, he heard the clock strike ten! This was despair. He would have tossed and fidgeted, as his nerves demanded, but he was afraid he might wake Sid. So he lay still, and stared up into the dark. Everything was dismally still. By and by, out of the stillness, little, scarcely perceptible noises began to emphasize themselves. The ticking of the clock began to bring itself into notice. Old beams began to crack mysteriously. The stairs creaked faintly. Evidently spirits were abroad. A measured, muffled snore issued from Aunt Polly's chamber. And now the tiresome chirping of a cricket that no human ingenuity could locate, began. Next the ghastly ticking of a death-watch in the wall at the bed's head made Tom shudder--it meant that somebody's days were numbered. Then the howl of a far-off dog rose on the night air, and was answered by a fainter howl from a remoter distance. Tom was in an agony. At last he was satisfied that time had ceased and eternity begun; he began to doze, in spite of himself; the clock chimed eleven, but he did not hear it. And then there came, mingling with his half-formed dreams, a most melancholy caterwauling. The raising of a neighboring window disturbed him. A cry of "Scat! you devil!" and the crash of an empty bottle against the back of his aunt's woodshed brought him wide awake, and a single minute later he was dressed and out of the window and creeping along the roof of the "ell" on all fours. He "meow'd" with caution once or twice, as he went; then jumped to the roof of the woodshed and thence to the ground. Huckleberry Finn was there, with his dead cat. The boys moved off and disappeared in the gloom. At the end of half an hour they were wading through the tall grass of the graveyard.
Кладбище было старинное, западного типа. Расположенное на холме городка, оно было обнесено ветхим дощатым забором, который; местами повалился внутрь, а местами наружу, но нигде не стоял прямо. Все кладбище заросло травой и сорняками. Старые могилы осели. Ни один надгробный камень не стоял на своем месте, над могилами возвышались сгнившие доски с закруглением наверху, источенные червями и клонившиеся к земле, ища опоры и не находя ее. На всех досках когда-то было начертано: “Вечная память такому-то”, но буквы на большинстве из них так стерлись, что теперь их нельзя было прочесть и при дневном свете.
It was a graveyard of the old-fashioned Western kind. It was on a hill, about a mile and a half from the village. It had a crazy board fence around it, which leaned inward in places, and outward the rest of the time, but stood upright nowhere. Grass and weeds grew rank over the whole cemetery. All the old graves were sunken in, there was not a tombstone on the place; round-topped, worm-eaten boards staggered over the graves, leaning for support and finding none. "Sacred to the memory of" So-and-So had been painted on them once, but it could no longer have been read, on the most of them, now, even if there had been light.
Тихий ветер стонал в ветвях, и Тому со страху мерещилось, что это души умерших жалуются, — зачем люди тревожат их покой. Приятели говорили мало и только шепотом: время и место, тишина и торжественность действовали на них угнетающе. Они нашли свежую могильную насыпь, которую искали, и притаились под тремя большими вязами, в нескольких шагах от нее.
A faint wind moaned through the trees, and Tom feared it might be the spirits of the dead, complaining at being disturbed. The boys talked little, and only under their breath, for the time and the place and the pervading solemnity and silence oppressed their spirits. They found the sharp new heap they were seeking, and ensconced themselves within the protection of three great elms that grew in a bunch within a few feet of the grave.
Ждали они, как им показалось, довольно долго. Вдали кричала сова, и это был единственный звук, нарушавший мертвую тишину. Мысли Тома становились, все мрачнее, и он решил прогнать их разговором.
Then they waited in silence for what seemed a long time. The hooting of a distant owl was all the sound that troubled the dead stillness. Tom's reflections grew oppressive. He must force some talk. So he said in a whisper:
— Как ты думаешь, Гекки, — начал он шепотом, — нравится покойникам, что мы пришли сюда?
"Hucky, do you believe the dead people like it for us to be here?"
Гекльберри шепнул в ответ:
Huckleberry whispered:
— Кто их знает, не знаю! А жутко здесь… Правда?
"I wisht I knowed. It's awful solemn like, ain't it?"
— Еще бы!
"I bet it is."
Наступило долгое молчание; оба мальчика задумались над тем, как относятся покойники к их посещению. Затем Том шепнул:
There was a considerable pause, while the boys canvassed this matter inwardly. Then Tom whispered:
— Слушай-ка, Гекки, как ты думаешь, старикашка Вильямс слышит, что мы говорим?
"Say, Hucky--do you reckon Hoss Williams hears us talking?"
— Конечно, слышит. По крайней мере, душа его слышит.
"O' course he does. Least his sperrit does."
Снова молчание.
Tom, after a pause:
— Жалко, — сказал Том, — что я назвал его просто Вильямс, а не мистер Вильямс. Но ведь я не хотел его обидеть. Его все называют старикашкой.
"I wish I'd said Mister Williams. But I never meant any harm. Everybody calls him Hoss."
— Надо быть осторожнее, когда говоришь о покойниках, Том.
"A body can't be too partic'lar how they talk 'bout these-yer dead people, Tom."
Это отбило у Тома охоту продолжать разговор.
This was a damper, and conversation died again.
Вдруг он схватил товарища за руку:
Presently Tom seized his comrade's arm and said:
— Тсс!
"Sh!"
— Что там такое, Том?
И оба прижались друг к другу. Сердца у них сильно стучали.
"What is it, Tom?" And the two clung together with beating hearts.
— Тсс! Вот опять! Неужели не слышишь?
"Sh! There 'tis again! Didn't you hear it?"
"I--"
— Ага! Наконец-то и ты услыхал.
"There! Now you hear it."
— Господи, Том, они идут! Они идут! Это они! Что нам делать?
"Lord, Tom, they're coming! They're coming, sure. What'll we do?"
— Не знаю. Ты думаешь, они нас увидят?
"I dono. Think they'll see us?"
— Ох, Том, ведь они; видят в темноте, как кошки. И зачем только я пошел!
"Oh, Tom, they can see in the dark, same as cats. I wisht I hadn't come."
— Да ты не бойся… Может, они нас не тронут. Ведь мы ничего плохого не делаем. Если мы будем сидеть тихо-тихо, может, они нас и не заметят.
"Oh, don't be afeard. I don't believe they'll bother us. We ain't doing any harm. If we keep perfectly still, maybe they won't notice us at all."
— Ладно. Попробую… Боже, я весь дрожу!
"I'll try to, Tom, but, Lord, I'm all of a shiver."
— Тсс! Слушай.
"Listen!"
Мальчики, еле дыша, еще крепче прижались друг к другу. С другого конца кладбища до них донеслись приглушенные голоса.
The boys bent their heads together and scarcely breathed. A muffled sound of voices floated up from the far end of the graveyard.
— Смотри! Смотри! — шепнул Том. — Что это там такое?
"Look! See there!" whispered Tom. "What is it?"
— Это адский огонь! Ой, как страшно!
"It's devil-fire. Oh, Tom, this is awful."
Во мраке появились какие-то смутные фигуры. Перед ними качался старинный жестяной фонарь, рассыпая по земле, как веснушки, бесчисленные искорки света.
Some vague figures approached through the gloom, swinging an old-fashioned tin lantern that freckled the ground with innumerable little spangles of light. Presently Huckleberry whispered with a shudder:
— Это дьяволы, теперь уж наверняка! — шепнул Гекльберри и вздрогнул. — Целых три! Ну, мы пропали! Ты можешь прочесть молитву?
"It's the devils sure enough. Three of 'em! Lordy, Tom, we're goners! Can you pray?"
— Попробую… Да ты не бойся — они нас не тронут. “Боже, на сон грядущий спаси и помилуй меня…”
"I'll try, but don't you be afeard. They ain't going to hurt us. 'Now I lay me down to sleep, I--'"
— Тсс!
"Sh!"
— В чем дело, Гек?
"What is it, Huck?"
— Это люди! По крайней мере, один из них. У него голос Меффа Поттера.
"They're humans! One of 'em is, anyway. One of 'em's old Muff Potter's voice."
— Быть не может!
"No--'tain't so, is it?"
— Уж я его знаю! Ты притаись, не дыши. Он нас и не увидит: он пьян, как всегда, — пьянчужка.
"I bet I know it. Don't you stir nor budge. He ain't sharp enough to notice us. Drunk, the same as usual, likely--blamed old rip!"
— Ладно. Я буду тихо… Остановились. Ищут чего-то… Не могут найти. Вот опять сюда… Ишь, как бегут! Опять ближе… Опять дальше… А теперь — ой, как близко! И прямо сюда. Слушай-ка, Гек, я и другой голос узнал — это Индеец Джо!
"All right, I'll keep still. Now they're stuck. Can't find it. Here they come again. Now they're hot. Cold again. Hot again. Red hot! They're p'inted right, this time. Say, Huck, I know another o' them voices; it's Injun Joe."
— И в самом деле, проклятый метис![20] Уж лучше бы черти, ей-богу! И чего им тут нужно, хотел бы я знать…
"That's so--that murderin' half-breed! I'd druther they was devils a dern sight. What kin they be up to?"
Шепот оборвался, так как три человека дошли до могилы и остановились невдалеке от того места, где спрятались мальчики.
The whisper died wholly out, now, for the three men had reached the grave and stood within a few feet of the boys' hiding-place.
— Здесь, — сказал третий и поднял фонарь так, что на его лицо упал свет. Это оказался молодой доктор Робинсон.
"Here it is," said the third voice; and the owner of it held the lantern up and revealed the face of young Doctor Robinson.
Поттер и Индеец Джо несли носилки с веревкой и двумя лопатами. Они опустили свою ношу на землю и начали разрывать могилу. Доктор поставил фонарь в головах могилы, а сам сел на землю, прислонившись к одному из вязов. Он был так близко, что мальчики могли бы дотронуться до него.
Potter and Injun Joe were carrying a handbarrow with a rope and a couple of shovels on it. They cast down their load and began to open the grave. The doctor put the lantern at the head of the grave and came and sat down with his back against one of the elm trees. He was so close the boys could have touched him.
— Скорей, скорей! — сказал он негромко. — Каждую минуту может взойти луна.
"Hurry, men!" he said, in a low voice; "the moon might come out at any moment."
Они что-то проворчали в ответ и продолжали копать. Некоторое время был слышен лишь скрежет лопат, отбрасывающих в сторону мелкие камешки и комья земли, — звук однообразный и унылый. Наконец раздался глухой стук о дерево: лопата наткнулась на гроб, и через несколько минут копавшие подняли его наверх. Теми же лопатами они сбросили крышку, вытащили тело и бесцеремонно бросили его на землю.[21] В эту минуту луна вышла из-за туч и осветила бледное лицо мертвеца. Придвинули носилки, положили на них труп, покрыли одеялом и привязали веревкой. Поттер вынул большой складной нож, отрезал болтавшийся конец веревки и сказал:
They growled a response and went on digging. For some time there was no noise but the grating sound of the spades discharging their freight of mould and gravel. It was very monotonous. Finally a spade struck upon the coffin with a dull woody accent, and within another minute or two the men had hoisted it out on the ground. They pried off the lid with their shovels, got out the body and dumped it rudely on the ground. The moon drifted from behind the clouds and exposed the pallid face. The barrow was got ready and the corpse placed on it, covered with a blanket, and bound to its place with the rope. Potter took out a large spring-knife and cut off the dangling end of the rope and then said:
— Вот, костоправ, мы и кончили это грязное дело. Подавайте нам еще пятерку, а не то он останется тут.
"Now the cussed thing's ready, Sawbones, and you'll just out with another five, or here she stays."
— Правильно! — сказал Индеец Джо.
"That's the talk!" said Injun Joe.
— Что это значит? Позвольте! — возразил доктор. — Вы ведь потребовали деньги вперед, и я заплатил вам сполна.
"Look here, what does this mean?" said the doctor. "You required your pay in advance, and I've paid you."
— Заплатить-то вы заплатили, но у нас с вами есть и другие счеты, — сказал Джо, подходя к доктору. (Доктор встал на ноги.) — Пять лет назад я пришел на кухню вашего папаши, а вы меня выгнали в шею. Я просил, чтобы мне дали поесть, а меня вытолкали, как воришку и жулика. А когда я поклялся, что отплачу вам за это, хотя бы через сто лет, ваш папаша посадил меня в тюрьму за бродяжничество. Вы думали, я забыл? Нет, недаром во мне индейская кровь! Теперь вы у меня в руках, и мы с вами сочтемся, так и знайте!
"Yes, and you done more than that," said Injun Joe, approaching the doctor, who was now standing. "Five years ago you drove me away from your father's kitchen one night, when I come to ask for something to eat, and you said I warn't there for any good; and when I swore I'd get even with you if it took a hundred years, your father had me jailed for a vagrant. Did you think I'd forget? The Injun blood ain't in me for nothing. And now I've got you, and you got to settle, you know!"
Он с угрозой поднес кулак к самой физиономии доктора. Тот неожиданно размахнулся и одним ударом свалил негодяя на землю. Поттер выронил нож и закричал:
He was threatening the doctor, with his fist in his face, by this time. The doctor struck out suddenly and stretched the ruffian on the ground. Potter dropped his knife, and exclaimed:
— Эй, вы! Я товарища бить не позволю!
И кинулся на доктора. Они схватились врукопашную и стали наносить друг другу удары, топча траву и взрывая землю каблуками. Индеец Джо вскочил на ноги; глаза его горели ненавистью; он схватил брошенный Поттером нож и, крадучись, словно кошка, весь изогнувшись, стал бегать вокруг, выжидая удобного момента, чтобы нанести удар. Вдруг доктор, вырвавшись из объятий противника, схватил тяжелую доску с могилы Вильямса и так сильно ударил ею Поттера, что тот повалился на землю; в то же мгновение метис изловчился и вонзил нож по самую рукоятку в грудь молодому человеку. Тот покачнулся и упал на Поттера, заливая его своей кровью. В это время на луну набежали тучи и покрыли мраком эту страшную сцену. Перепуганные мальчики бросились бежать в темноте без оглядки.
"Here, now, don't you hit my pard!" and the next moment he had grappled with the doctor and the two were struggling with might and main, trampling the grass and tearing the ground with their heels. Injun Joe sprang to his feet, his eyes flaming with passion, snatched up Potter's knife, and went creeping, catlike and stooping, round and round about the combatants, seeking an opportunity. All at once the doctor flung himself free, seized the heavy headboard of Williams' grave and felled Potter to the earth with it--and in the same instant the half-breed saw his chance and drove the knife to the hilt in the young man's breast. He reeled and fell partly upon Potter, flooding him with his blood, and in the same moment the clouds blotted out the dreadful spectacle and the two frightened boys went speeding away in the dark.
Когда луна опять показалась из-за туч, Индеец Джо в глубокой задумчивости стоял над двумя телами. Доктор пробормотал что-то невнятное, раза два вздохнул и затих.
Presently, when the moon emerged again, Injun Joe was standing over the two forms, contemplating them. The doctor murmured inarticulately, gave a long gasp or two and was still. The half-breed muttered:
— Ну вот, черт тебя возьми, мы и свели наши счеты! — негромко сказал метис.
"That score is settled--damn you."
И он обобрал убитого. Потом вложил злополучный нож в раскрытую правую руку Поттера и уселся на пустом гробу. Прошло три, четыре, пять минут. Поттер зашевелился и начал стонать. Он сжал в руке нож, поднес его к глазам, вздрогнул и уронил на землю; потом поднялся и сел, оттолкнув от себя тело убитого доктора; посмотрел на него, бессмысленно огляделся вокруг и встретил взгляд метиса.
Then he robbed the body. After which he put the fatal knife in Potter's open right hand, and sat down on the dismantled coffin. Three--four--five minutes passed, and then Potter began to stir and moan. His hand closed upon the knife; he raised it, glanced at it, and let it fall, with a shudder. Then he sat up, pushing the body from him, and gazed at it, and then around him, confusedly. His eyes met Joe's.
— Боже мой! Как же это случилось, Джо?
"Lord, how is this, Joe?" he said.
— Скверное дело! — сказал тот, не двигаясь с места.
"It's a dirty business," said Joe, without moving.
— За что это ты его?
"What did you do it for?"
— Я? Я тут ни при чем.
"I! I never done it!"
— Ладно, рассказывай! Этим беде не поможешь!
"Look here! That kind of talk won't wash."
Поттер побледнел и весь дрожал.
Potter trembled and grew white.
— Я думал, у меня хмель прошел. Не следовало мне пить нынче вечером. До сих пор шумит в голове — хуже, чем когда мы шли сюда… Я как в тумане — ничего не помню. Скажи мне, Джо, то совести, скажи, старый друг, неужто это я его укокошил? Ведь я не хотел убивать, у меня и в помыслах этого не было, — клянусь душой и честью, Джо! Скажи мне, как это вышло, Джо? Как ужасно! Такой молодой… такие надежды подавал…
"I thought I'd got sober. I'd no business to drink to-night. But it's in my head yet--worse'n when we started here. I'm all in a muddle; can't recollect anything of it, hardly. Tell me, Joe--honest, now, old feller--did I do it? Joe, I never meant to--'pon my soul and honor, I never meant to, Joe. Tell me how it was, Joe. Oh, it's awful--and him so young and promising."
— Вы двое сцепились; он хвать тебя доской по башке; ты так и повалился. Потом встал, как полоумный, весь дрожишь и шатаешься, и вдруг выхватил нож да и пырнул его в тот самый момент, как он нанес тебе новый удар. Ну, уж после этого ты как упал, так и не шевельнулся, словно деревянный чурбан.
"Why, you two was scuffling, and he fetched you one with the headboard and you fell flat; and then up you come, all reeling and staggering like, and snatched the knife and jammed it into him, just as he fetched you another awful clip--and here you've laid, as dead as a wedge til now."
— Ох, я сам не понимал, что делаю! Провалиться мне на месте, если вру! Это все от водки — пьяный был, — ну и распалился вдобавок… Да я и ножом-то владеть не умею, Джо. Драться случалось, не спорю, но только без ножа, на кулачках. Это тебе всякий скажет… Джо, не выдавай меня! Дай слово, что не выдашь меня, Джо! Я всегда тебя любил, Джо, всегда стоял за тебя. Ты ведь помнишь, не правда ли? Ты никому не скажешь, Джо?
Несчастный упал перед убийцей на колени и сложил руки с мольбой. Тот глядел на него равнодушно и тупо.
"Oh, I didn't know what I was a-doing. I wish I may die this minute if I did. It was all on account of the whiskey and the excitement, I reckon. I never used a weepon in my life before, Joe. I've fought, but never with weepons. They'll all say that. Joe, don't tell! Say you won't tell, Joe--that's a good feller. I always liked you, Joe, and stood up for you, too. Don't you remember? You won't tell, will you, Joe?" And the poor creature dropped on his knees before the stolid murderer, and clasped his appealing hands.
— Ладно, Мефф Поттер, ты всегда поступал со мною по чести, по совести, и я не стану тебя выдавать. Будь спокоен, мое слово верное. Тут и говорить больше не о чем.
"No, you've always been fair and square with me, Muff Potter, and I won't go back on you. There, now, that's as fair as a man can say."
— Джо, ты — ангел, ей-богу! Буду благословлять тебя до последнего вздоха…
И Поттер заплакал.
"Oh, Joe, you're an angel. I'll bless you for this the longest day I live." And Potter began to cry.
— Ну, хватит! Не время хныкать! Ступай вон той дорогой, а я — этой. Да смотри не оставляй за собою улик!
"Come, now, that's enough of that. This ain't any time for blubbering. You be off yonder way and I'll go this. Move, now, and don't leave any tracks behind you."
Поттер пустился рысцой, потом прибавил ходу и побежал что есть духу. Глядя ему вслед, метис пробормотал:
Potter started on a trot that quickly increased to a run. The half-breed stood looking after him. He muttered:
— Если у него и вправду отшибло память от удара и выпивки, он не скоро вспомнит о ноже. А и вспомнит, побоится вернуться на кладбище — куриная душонка, слюнтяй.
"If he's as much stunned with the lick and fuddled with the rum as he had the look of being, he won't think of the knife till he's gone so far he'll be afraid to come back after it to such a place by himself--chicken-heart!"
Прошло две—три минуты, и на убитого, на труп, завернутый в одеяло, на гроб без крышки, на разрытую могилу глядел только месяц с неба. Вокруг снова была тишина.
Two or three minutes later the murdered man, the blanketed corpse, the lidless coffin, and the open grave were under no inspection but the moon's. The stillness was complete again, too.